Изгнанница Муирвуда
Шрифт:
Медленно-медленно стали появляться негромкие голоса. Один из них был новым, Майя его не знала.
— Благодарю вас, целитель. Этого довольно. Башмачник и валериана. Благодарю вас. Вы можете идти. Я доложу о случившемся канцлеру Крабвеллу.
— Доктор Виллем, клянусь, я сказал всю правду, — плачущим голосом оправдывался Микаэль-целитель. — Я не давал ей ничего такого, чего не дал бы собственным дочерям.
— Благодарю вас, целитель. Довольно. Можете идти.
— Вы полагаете, это яд? — прошептал, отшатнувшись, Микаэль. — Я не травил ее! Клянусь своей душой, не травил! Леди Шилтон, вы же знаете, я бы ни за что!..
— Разумеется, мастер Микаэль, —
— Я доложу обо всем канцлеру, — сурово повторил врач. — Ступайте. Оба ступайте.
— Она пошевелилась! Майя! Ты меня слышишь? — спросил голос леди Шилтон.
Майя пробормотала что-то утвердительное и потерла глаза, пытаясь открыть их.
— Скажи доктору, Майя. Скажи ему, что я…
— Довольно, мадам! — рыкнул врач. — Вон!
Аптекарь и леди Шилтон поспешно прошагали вниз по лестнице. Голоса их становились все тише.
Врач оказался крупным мужчиной с широкой, похожей на бочонок грудью и венчиком седых волос вокруг блестящей от пота лысины. Он сидел на табуретке у постели Майи — раньше табуреток у нее в комнате не было, должно быть, это леди Шилтон приказала принести. Сложив на груди толстые руки, врач сурово пророкотал:
— Как вы себя чувствуете?
— Мне лучше, — ответила Майя. — Вчера ночью у меня начались истечения.
— Леди Шилтон мне сказала. Я видел кровь на платье… если это можно назвать платьем, — хмыкнул он. — Чердак, сквозняки, ни камина, ни жаровни… Неудивительно, что вы так слабы и бледны. Меня зовут Виллем Бенд. Я намерен дать вашему благородному отцу ряд рекомендаций. Вам следует укреплять организм. Прогулки на ялике принесут больше пользы, чем мытье полов. А стрельба из лука будет полезна для мускулатуры. Вы юны, вам надо больше бывать на свежем воздухе. Это поможет вам улучшить цвет лица.
— Это было бы чудесно, — с благодарностью произнесла Майя.
Он отвел с ее лица прядь волос.
— А кроме того, я намерен сообщить канцлеру и — непременно! — вашему благородному отцу о том, что вас пытались отравить.
Майя сглотнула, вспомнив привкус мела во рту, а затем — внезапную неостановимую рвоту. Ее голова бешено заработала.
— Полагаю, что леди Шилтон и ее бормотун-аптекарь к этому не причастны, — тихо, но сурово произнес врач. — Но вам следует проявить осторожность. Если еда кажется вам странной на вкус — не ешьте. Пейте только воду. Полагаю, лорд канцлер немедленно начнет расследование. Но если вас действительно хотели убить, убийца может предпринять вторую попытку.
Он наклонился вперед и встал. Лицо его было мрачно.
— Меня очень тревожит происходящее. Я непременно поговорю об этом с королем. Не желаете ли что-нибудь ему передать?
Майя широко распахнула глаза. Наконец-то она может обратиться к отцу!
— Передайте ему, что я люблю его. И хотела бы, чтобы он позволил мне повидаться с матушкой.
Врач нахмурился. Взгляд его был суров и строг.
— Я передам вашу просьбу, — пророкотал он, — однако сомневаюсь, что король ее удовлетворит.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Армада
Проснувшись, Майя обнаружила себя в постели. Девушка заморгала и заозиралась, но комната была ей не знакома, более того — она не помнила, как здесь оказалась. После визита в утраченное аббатство это случалось с ней часто, и все же она никак не могла привыкнуть к этому неприятному ощущению. Простыни тонко пахли пурпурной мятой. По углам кровати имелись столбики, поддерживавшие легкий полотняный полог кремового цвета. Нахлынула паника. Майя резко села и обнаружила, что лежала на нерасстеленной постели, поверх покрывала, одетая — хвала Идумее! — однако из одежды на ней было лишь темно-красное платье, подарок Джона Тейта. Изношенное нижнее платье пропало. От такой заботы Майя совсем растерялась. Будь она закована в кандалы, она удивилась бы меньше.
Девушка поспешно спрыгнула с кровати и едва не упала: кровать оказалась гораздо выше, чем она ожидала. Комната, в которой она стояла, была невелика, на стенах красовались панели темного дерева. На дальней от кровати стене имелось окно, и хотя тяжелые бархатные портьеры закрывали его почти полностью, в щель между ними пробивался слабый свет зари. Майя подбежала к окну и отдернула портьеру.
Стоял предрассветный час. Сколько же времени прошло? Майя не знала. Окно выходило в переулок за домами, очень узкий. Борясь с паникой, Майя откинула волосы с глаз, посмотрела вниз, в переулок, и поняла, что ее комната расположена на втором этаже. Дома по обе стороны переулка стояли узкие, двухэтажные, и каждый был увенчан островерхой черепичной крышей. Все окна были примерно одного размера и формы, а окна вторых этажей, в том числе и той комнаты, где находилась Майя, были снабжены ящиками, в которых росли разнообразные дикие цветы. По краям крыш бежали водосточные трубы, отводившие воду в канавы. Ушца уходила куда-то вбок, изгибалась, и из окна виден был еще один ряд домов с островерхими крышами и стрельчатыми окнами. За одним из таких домов возвышалось какое-то строение в четыре этажа, под треугольной крышей. Прижавшись лицом к окну, Майя исхитрилась заглянуть за строение и разглядела многоярусные леса и башню, которую явно перестраивали. На лесах не было ни души.
— Где я? — шепотом спросила она и потрогала стекло. Дома на противоположной стороне улицы были сложены из кирпича. По эту сторону стены были покрыты белой Штукатуркой, поверх которой тянулись темные деревянные балки. Улицы были неправдоподобно чисты, булыжник блестел словно его начистили щеткой, — странное дело для такого закоулка. Кое-где из труб тянулись в небо ленивые дымки.
Отвернувшись от окна, Майя оглядела комнату. Помимо кровати о четырех столбиках здесь имелась небольшая кушетка, на которой она нашла свое платье и мешок, а рядом, на полу — башмаки. По другую сторону кровати стоял угловой столик с двумя небольшими деревянными стульями. На столе стоял поднос с остатками ужина — остывшими куриными костями, огрызками спаржи, кожурой выжатых лаймов. Майя потерла живот, но голода не ощутила. На столе стояли два кубка. Две тарелки, два прибора.
Она не помнила, как ела эту пищу. Майя глядела на стол, и душой ее завладевала тревога, а в голове клубился туман. Она силилась вспомнить. Буря в горах. Пещера в снегу. Они с Джоном Тейтом перевалили через горы в Отландию и шли в Ростик, где будет ждать ее корабль… то есть нет, корабль ее мужа. За ними гнались. В горах они попали в ловушку. Майя вызвала лавину. Она вспомнила человека, который вытащил ее из снега. Лицо его осталось в памяти смутным пятном, но куртку с королевским гербом и отороченный мехом плащ она помнила ясно. Он говорил по-отландски. А потом наступила чернота. Бесчисленный вновь вышел на поверхность. Заломив руки, она гадала, сколько это длилось, сколько дней она провела без сознания, что стало с Джоном Тейтом и Аргусом. Выдержать удар лавины они могли едва ли, и, хоть Майя нимало не сомневалась в их умении выживать в любых условиях, ее не покидал страх за них.