Изгнанник из Спарты
Шрифт:
– Трусливые собаки!
– воскликнул Аристон.
– А кто тебе сказал, что храбрость - это достоинство?
– возразил Орхомен.
Аристон поглядел на простого гоплита, каким теперь был Орхомен, ведь он добровольно отказался и от звания илиарха, и от службы в городской страже, чтобы принять участие в военном походе вместе со своим юным другом. Другом? Аристон немного подумал. Уж не от его ли кинжала - однажды ночью, в спину - приму я смерть?
– А разве нет?
– спросил Аристон.
– Не всегда. Твоему отцу, настоящему,
– Назови хоть один, - потребовал Аристон. Орхомен поразмыслил. А потом улыбнулся: за то короткое время, пока он ходил в учениках у илота. Тал его здорово вымуштровал. К примеру, Орхомен не возмутился и не потребовал назначить его пентекостом, что соответствовало бы его прежнему званию, а спокойно воспринял, когда его разжаловали и сделали обыкновенным воином, - только улыбнулся да плечами пожал.
– Будь я поэтом Еврипидом, - сказал он, - и задумай написать шедевр к следующим Дионисийским празднествам, было бы вполне оправданно, если бы я старался спасти свой труд, сохранить его для потомков, хотя бы для этого мне пришлось спасать мое бедное, бренное тело. Или - тебе это, как спартанцу, понятней - должен был бы поплатиться честью. Обладай я подобным талантом, я бы с радостью бросил щит и бежал.
Аристон смотрел на Орхомена не отрываясь.
– И все же, - молвил он, - ты здесь… и до сих пор вел себя храбро.
Орхомен пожал плечами.
– Афиняне не такие уж страшные, - сказал он.
Глаза Аристона мрачно поблескивали на юном загорелом лице, словно голубое священное пламя.
“Придется мне тебя спровоцировать, друг мой Орхомен, - подумал он.
– Уж больно противно ждать. Воюя с такими врагами, как афиняне, я, пожалуй, доживу до того, что стану геронтом. А жизнь… моя жизнь - это бремя, от которого мне хотелось бы избавиться, друг”.
– Орхомен!
– позвал он.
– Да, Аристон?
– Приведи мне пример инцеста, который можно было бы оправдать.
Орхомен поджал губы. На его виске набухла и забилась жилка. Но, когда он заговорил, голос звучал спокойно, сдержанно.
– Ну, например, когда виновные не знали о своем родстве. Как Иокаста и Эдип, - натянуто произнес он.
– Я не говорил “объяснить”, - покачал головой Аристон.
– Я сказал оправдать.
Орхомен опять надолго задумался.
– Допустим, случилась катастрофа… Наводнение… Чума. И ты с сестрой…
– С матерью, - поправил Аристон.
– Ладно. Ты с матерью - единственные жители полиса, которые уцелели. Тогда, ради сохранения рода, будет оправдано, если ты с ней ляжешь. Таких примеров в истории немало…
“Значит, разозлить тебя не удастся?” - подумал Аристон.
А вслух сказал:
– Орхомен!
– Да, Аристон?
– Почему ты до сих пор не убил меня? Ты же питаешь ко мне такую ненависть!
Орхомен уставился на юношу. Однако голос его звучал так же спокойно, как и раньше.
– Потому что ты этого хочешь, - ответил он.
– Смерть будет для тебя благодеянием. Вот почему я вызвался пойти на войну. Я буду с тобой рядом. И спасу тебя, если пона-
добится, тысячу раз. Чтобы ты продолжал жить. Продолжи ‘[т ]страдать. Ты можешь придумать что-нибудь хуже?
Аристон поднял голову, поглядел на высокие афинские стены. Аттический лучник выпустил в Орхомена и Аристона стрелу. Но поскольку, победив два с лишним столетия назад скифов, которые считались лучшими в мире лучниками, эллины не переняли их технику стрельбы, ибо питали безграничное презрение ко всему варварскому, - а заключалась эта техника в том, что стреляющий целился врагу в ухо, а не в живот, как греки, - афинянин, естественно, промахнулся, и стрела упала вдалеке от Орхомена и Аристона, которые напоминали в своих блестящих от дождя доспехах величественных юных богов.
– Ну, так можешь?
– повторил Орхомен.
– Нет, - покачал головой Аристон.
Той же ночью из Спарты прибыл гонец. Что он сказал Теламону - спартанцы всегда передавали важные сообщения устно, и считалось, что гонец скорее умрет под пыткой, чем выдаст тайну, - стало ясно только через три дня. Похоже, Теламон поведал о донесении только своему лоча-гою, командовавшему пятью тысячами воинов. Лочагой отдал приказ пентакосту, в подчинении у которого находились тысяча двадцать пять гоплитов, а те, в свою очередь, передали его своим эномотархам, которые объявили простым
солдатам:
– Снимайте шатры! Упаковывайте снаряжение! Готовьте оружие!
Все было собрано за полчаса… И вот они молча стоят и с удивлением, дрожью и болью слушают, как трубач подает сигнал, который спартанцы всегда слышали лишь на учениях: “Отход”. Им приказано отступать! Однако они недаром родились спартанцами. Без единого слова воины повернулись спиной к афинским стенам и зашагали прочь.
На обратном пути Теламон чуть не довел их до разрыва сердца. Он вел их быстрым шагом, пока они не начали падать с ног. В первый день они прошли от Афин до Элевсии, во второй - от Элевсии до Коринфа-После Коринфа следующим перевалочным пунктом был Аргос, находившийся по
дороге в Спарту. Однако они не могли устроить там привал, поскольку, хотя Аргос принадлежал Пелопоннесскому полису, жители были союзниками Афин. Так что спартанцам пришлось миновать город. Но позже, днем, Теламон, видя, как измотано его войско, проявил мудрость и доброту, на которые он иногда оказывался способен. Он собрал воинов и прямо, откровенно объяснил, что стряслось.
Афинский флот под начальством Эвримедона и Софокла вторгся в Пелопоннес, захватил полуостров Пилус на западном побережье и оставил там воинов, которыми командовал афинский стратег Демосфен.