Изгои
Шрифт:
Ничего, нормально жили. Сожитель бил не так уж часто. Прежние куда как круче ее метелили за грязь, за пьянство, за никчемность и неразборчивость.
Этот оказался терпеливее и спокойнее других. Он не требовал стирать рубашки, гладить брюки. А когда в доме становилось очень грязно, сам подметал полы, выносил мусор и мыл стол. Он никогда не упрекал ее ни в чем. Был неприхотлив в еде и не обращал внимания, как выглядит сожительница: умыта ли, как одета и причесана. Бил, когда заставал с собутыльниками. Порой она не могла сказать, откуда они взялись и как их звать. Один из них, вот ведь незадача, вступился за бабу и выбил Никите глаз. Кузнец и не заметил его,
Никита бежал в город. Нет, не для того, чтобы похоронить сожительницу или помочь ей встать от болезни. Его интересовала квартира. Он устал от бродяжничества, постоянного холода и голода, от зловония свалки и грязных заросших рож. Как надоело ему всякий день вытаскивать из мусорных контейнеров остатки чужой жратвы, носить обноски с покойников и валяться ночами на голой земле, дрожа всем телом. Как хотелось согреться. Но где? Он перестал верить людям, одичал и озверел.
Может потому, увидев дом пустым, а сожительницу мертвой, забыв все прошлое, благодарил усопшую, что, умотавшись на тот свет, оставила ему тишину для души и крышу над головой.
Он стал первым, кто не захотел вернуться на свалку к бомжам.
Никто из людей не понимал, как может человек, ложась в сумерках, спать до обеда и, не выходя из дома ни на шаг, считать себя самым счастливым на земле…
Камбала первым из бомжей вспомнил свое человеческое имя и каждую ночь, ложась спать, закрывал двери на все запоры, чтобы даже случайно, мимоходом на миг не ворвалось в его жизнь прошлое…
Той же ночью исчез в темноте худой замызганный мужичонка, какого не только бомжи, а и все бродячие псы и кошки считали за всамделишную обезьянку, чудом стерпевшуюся с лютыми зимами и снегами. Кличка Чита уж очень подходила к его плюгавой внешности. К тому ж и одевался несерьезно. Даже зимой носил шортики в лупастых ромашках, схваченных подтяжками на узких плечах. Широченная, не по размеру, клетчатая рубашка, носки с рваными пятками и грубые не по размеру кеды были всем гардеробом человека, не обращавшего внимания на свой внешний вид. Он лучше всех знал, что одежда далеко не главное в этой жизни. Она ничего не скажет о хозяине и не изменит его судьбу.
Никто из бомжей даже не догадывался, как терзает мужика беда, вышвырнувшая его на улицу из роскоши.
А ведь жил! Не просто жил, но и радовался каждому наступающему утру. Считал, что счастье держит за руку, и не предполагал, как неожиданно резко все может измениться.
Он жил легко: менял девиц, не задумываясь, питался только в ресторанах, имел стильную квартиру, обставленную в европейском стиле. Он редко ночевал в ней. Чаще снимал на ночь валютную подружку и проводил время в номере гостиницы, чтоб не высвечивать свое жилье.
К девицам не привыкал и не привязывался. Ни одну не пустил в сердце. Расставаясь утром, не назначал повторной встречи. Он верил лишь друзьям, с какими дружил с самого детства, каким был обязан всем, что имел. Они стали для него надежной опорой, крепкой стеной, за какою можно
Юрий считал себя равным средь них и с прочим окружением держался высокомерно. Ведь в свои двадцать девять он достиг того, о чем и не мечтал. Он был президентом крупной фирмы, чьи филиалы были рассеяны по всей России и торговали импортными товарами, удивляя люд разнообразием ассортимента и качеством самым высоким, самым лучшим, без единого замечания.
Но случился обвал рубля. Внезапный как стихия. Он мигом сказался на судьбе друзей. Какие прибыли? О них остались одни воспоминания. Цены выросли, поток товаров прекратился. Надежд на будущее не было.
Решили начать свое дело, свой бизнес вдвоем с Вадимом. Другие отказались: решили выждать время. А Юрий не хотел медлить и поторопился. Он привозил на продажу мебель. Вадим, продавая ее, должен был делить прибыль пополам. Но мебель не раскупали. Какие там транспортные и торговые накрутки? Не устраивала цена изготовителя… Вадим сменил профиль, и вскоре вместо мебели начали завозить ковры.
Уж теперь-то вылезем! Выкрутимся!
А через месяц уже выставили посуду. Спустя полгода Вадим внезапно исчез, оставив в магазине два десятка дешевых сервизов и совсем пустую кассу.
Его искали по всему городу, но партнер словно растаял. Молчал сотовый телефон. Поиски ни к чему не привели. А через неделю обнаружились громадные долги, какие тянулись хвостом еще со времени торговли мебелью. Ни пылинки не оставили на складе кредиторы. Судебный пристав описал даже телефонные аппараты, столы и стулья, само помещение и склад. Но и этого было недостаточно. Юрке стали в открытую угрожать расправой.Никто из кредиторов, а средь них были и бывшие друзья, не верили ни одному слову и требовали деньги.
Нет у меня! Доходами Вадим занимался, вся касса у него. Я лишь товары завозил. И верил ему! — оправдывался как мальчишка.
Ты верил? Ну, вот что! Не выложишь в три дня, размажем! — ткнули дулом пистолета в висок для убедительности.
Да где возьму? Вы много лет знаете меня!
Ты что? Долбанутый? Мы тоже хотим жить. И дали вам на раскрутку под проценты. Ни копейки до сих пор не получили. Какое нам дело, куда вы их дели? Работали вместе? Вот и верни! Нам неважно, он иль ты долг положишь! Ждать надоело. Искать его мы не станем. Это твоя проблема. Захочешь дышать — найдешь выход.
И нашел. Отдал квартиру и все, что в ней имелось, что копил и берег.
Отдал. А как иначе? Если смерть грозила быть мучительной, долгой, унизительной.
Друзья всю ночь подсчитывали, остался ли за Юркой долг или можно сказать, что рассчитались?
Юрка знал их с детства и только в ту ночь понял, что никогда не имел друзей.
Они ушли под утро, забрав ключи от квартиры. Вывели Юрку на лестничную площадку, разрешив взять из вещей лишь брезентовую куртку.
Ты еще должен! Пять штук баксов за тобой осталось! Но у тебя ни хрена нет, а вот Вадима попробуем достать! Остаток выдавим из него через своих в угрозыске.
Дайте хоть что-нибудь на жизнь! — попросил
Юрка.
На жизнь? Тебя придушить надо! Столько с долгом мурыжил, гад!
Ишь чего захотел?
Пошли! Всю ночь работали. Хоть пару часов отдохнем! — заторопились в лифт.
Юрка стоял как обманутый пацан в домашних тапках и в пижаме.
«Куда теперь? Ничего не осталось. Да и… не было, — полез на чердак. — Хватит с меня. Устал. Надоело все. И эта жизнь… Чего она стоит, если я в ней самый невезучий».
Снял бельевую веревку, стал делать петлю.