Изгородь
Шрифт:
– Ай-яй-яй-яй-яй, сорвало башню! Сорвало башню, насовсем открутило!
Непонятно, кто поет – он сам, или безбашенный в окне?
Какая разница! Какая разница, кто, где и когда? Ведь надо что-то делать, срочно и быстро!
Он срывается с места. Быстрей, чем собственные ноги. Падает на посыпанную гравием дорожку. Каждый камешек виден отчетливо, прямо-таки осязаем глазами, вылизываем зрением. Но вот попадается угловатый и острый; зрению колко, неприкаянно, больно. А как, наверное, больно тому, в окне? О, лучше не вспоминать, не думать! Ведь
Мыслить становится сплошным наслаждением. Тому не дано, а ему можно! Это ли не высшее блаженство, не размягчающая нега, томно пульсирующая на кончиках нервов? Особенно, когда оно почти запретно – пусть самим себе, пусть ненадолго, но все же…
Мысли независимо от него продолжают бурлить, вспучиваться. Еще немного – взорвутся, выплеснут через край, испачкают липкой сладостью окружающий мир.
Он вскакивает и бежит, бежит в цветастых сполохах мыслительной энергии, льющейся из ушей и прочих головных дыр. Бесстыдной откровенностью зияет рот:
– Какая разница-а… где я не буду никогда-ааа!..
Да-да, именно эта песня! Она сочинилась сама, только что, спонтанно, но как же точно, как правильно, как метко!
Какая разница, если это не он, это не с ним? А с ним такого не будет никогда, потому что тот, другой, занял его место. Но ведь он хочет, чтобы того спасли, выдернули из окна… И тогда… тогда место для башни будет свободно. Для его башни!
Так может, не стоит бежать?
Но кто побежит, если его самого, например, переедет каток? Кто будет радоваться собственной выпуклости, сокрушаясь его омерзительной плоскости? Скажут: нет, беги сам, коли ты не сделал этого в тот раз.
А тот раз – как раз вот он. Значит, надо бежать.
Новый рецепт
Ольга Петровна очень любила кофе, а его приготовление было для нее сродни камланию. Она молола зерна с вечера и только на ручной мельничке, причем никогда не делала этого впрок, ведь аромат молотых зерен так недолговечен.
А сегодня Ольга Петровна придумала нечто особенное. Доставать банку с волшебным порошком она пока не спешила. Взяла потемневшую от времени латунную джезву, не наливая воду сыпнула в нее чайную ложку сахара и поставила на зажженную конфорку. Очень быстро джезва нагрелась, и песок стал медленно плавиться, насыщая воздух запахом карамели. Чуть подождав, пока сладкая субстанция приобретет светло-коричневой оттенок, Ольга Петровна залила в зашипевшую джезву воду и отправилась будить мужа.
Когда она вернулась, вода уже собиралась закипать. Настала очередь и для заветной баночки с помолотыми зернами. Насыпав в джезву три ложки порошка, Ольга Петровна стала ждать появления пены. Потом быстро сняла латунный сосуд с плиты и подождала, пока пена уляжется. Затем еще дважды ставила джезву на плиту, каждый раз снимая ее, как только кофе вновь готов был закипеть.
К окончанию кофейного таинства в кухню зашел супруг Ольги Петровны Василий. Повел носом
– Что, молоко убежало? Вот ведь разиня ты, Олюшка.
– Какое молоко? Это кофе. Мой новый рецепт.
– Значит, молоко уцелело? – обрадовался муж и открыл холодильник. – Вот я его и выпью. Как говорится, белые начинают и выигрывают, – достав пакет, стал наполнять он стакан.
– Конечно выигрывают, – закивала Ольга Петровна. – Молочко-то в нашем возрасте полезней, чем кофе. Пей, Васенька, пей.
Но, мысленно ухмыльнувшись, подумала она совсем другое: «Ты ошибаешься, мой друг, выиграла я: вместо одной чашки кофе мне достанется две».
А еще в ее голове родились вдруг строки:
«Черный кофе, глоток обжигающий, —Вкус мечты, желания слепок!..Умирая, у окружающихПопрошу я тебя напоследок».Сей экспромт Ольге Петровне понравился. Еще бы! О молоке такого не скажешь.
Гулёна
– Мама, я пошёл!.. – крикнул из прихожей Костик.
– А обедать? – выглянула из кухни мама. – Скоро будет готово.
– Я недолго, – шмыгнул сын носом, – успею.
– Знаю я твоё «успею», гулёна. До вечера тебя не дозовёшься! С кем идёшь, опять с Мишкой?
– С Мишкой. А чего? Он мой друг, мы всегда с ним вместе.
– Вот это-то меня и тревожит… – вздохнула мама. – Где твой Мишка – там и приключения.
– Приключения – это же здорово!
– Только не такие, чтобы вас опять всем миром искали! Сразу говори, куда пойдёте?
– Ну… – замялся сын. – Мы недалеко тут…
– Говори конкретно: куда недалеко?
– В этот… ну… ближний космос, – шмыгнул носом Костик.
– В ближний космос?.. Что вы там забыли?
– Мы не забыли, там другие забыли. То есть, оставили. Там знаешь сколько всего полезного – у-ууу! И оно уже никому не нужное, всё равно в океан упадет или сгорит в атмосфере.
– Вот-вот! И вы вместе с мусором этим или упадете или сгорите!
– Да ты чего, мам? – заморгал сын. – Мы что, маленькие? И где мы ещё деталек наберем, если не там?
– Каких ещё деталек? Зачем?
– Ну, мы… это… Кораблик хотим сделать.
– Какой ещё кораблик? На Луну собрались?
– Не, Вовка говорит, на Луну непрестижно. Уж если лететь, то на Марс.
– А больше твой Вовка никуда не хочет?
– Хочет, мама, ещё как хочет, – вздохнул Костик. – Только никак финансирование не выбьет. Вот и на Марс-то приходится самим по гаечке собирать.
– Гнать твоего Вовку пора, не его это – «Роскосмос» возглавлять. А вот тебе, чем по ближнему космосу шляться, там бы самое место. Все-таки и правда не мальчик уже, шестой десяток пошёл.