Изгой, Крах Советской империи
Шрифт:
улицы, различив в нем «бандитские» черты.
Алекс уже давно заметил слежку, но намерено не стремился избавиться от «хвоста»,
ожидая дальнейшего развития событий. Сопровождение его отличалось скромностью,
объяснявшейся отсутствием ресурсов у инициатора: пара видавших виды легковушек и
трое «топтунов», представлявших различные слои общества от профессионального
уличного нищего до среднестатистического москвича. Вывод напрашивался только один:
инициатор не
Использует те силы и средства, что есть в его распоряжении. Не хочет, чтобы наверху
начали задавать вопросы об оперативной разработке. Времена нынче мутные, неизвестно,
куда занесет.
Определившись, что война идет не со всем Комитетом, а с неким «князьком»,
прячущимся в его недрах, Алекс почувствовал прилив сил. Значит, еще повоюем. А раз
война продолжается, то эскорту пора на покой. Сделав несколько кругов по дворам и
переулкам, он заскочил в метро, а когда вышел из вагона, то с удовольствием отметил, что
слежка провалилась.
Для проверки он долго петлял по подземным переходам Павелецкого вокзала, бродил
по перрону, смешавшись с толпой, затем поймал такси, прекрасно зная, куда теперь
отправится.
По всем правилам конспирации ему следовало бы завязать знакомство с одинокой
женщиной, предпочтительно разведенной или вдовой – их сразу видно по взгляду и
поведению – и залечь на дно в ее квартире. В десятимиллионном городе он станет
невидимкой. Но Алекс играл ва-банк. Охотникам надлежит бросить кость, чтобы они
вновь напали на его след будто бы сами. А если информация где-то утекает на сторону, то
здесь утечка обязательно проявится.
Он забрал из тайника новый паспорт и деньги – закладка готовилась всегда перед
началом операции на случай стремительного отхода, и отправился в Лосиный остров.
Номер в кооперативной гостинице, устроенной в реконструированной расселенной
пятиэтажке, обошелся не слишком дорого. Ночной портье – сонный худощавый парень лет
двадцати – не стал рассматривать его документы и, сделав запись в книге прибытия, выдал
ключ на дешевом брелоке.
– Я могу где-нибудь поесть?
Портье смерил гостя взглядом и лениво кивнул. Ночью он оставался единственным
сотрудником гостиницы, потому любое желание неизбалованного советским сервисом
клиента ложилось тяжким грузом ему на плечи. Но ночному гостю парнишка отказать не
посмел: было в его ауре что-то тяжелое, грозное, не терпящее возражений.
– Жареный картофель и сосиски. Из напитков – чай.
Алекс
сжигал калории почище доменной печи. Краем глаза отметил, что на стойке за спиной
портье отсутствует всего три ключа. Значит вместе с ним занято только три комнаты.
Неплохо. Любое движение будет на виду.
– Принеси в номер.
Гостиницы такого формата имели вполне четкую ориентацию на определенные виды
услуг. Здесь можно было снять номер на неделю, но чаще просили на ночь или час.
Женатые мужчины, которым негде было уединиться с «коллегой» женского пола, или
одинокие, жаждущие плотских утех. За скромный процент от жриц любви портье мог
порекомендовать тех, кто скрасит ночью досуг и одиночество.
– Вы один? Могу предложить вам…
Алекс нетерпеливо мотнул головой.
– Картофель и сосиски. Если раздобудешь кофе – молодец! – Алекс положил купюру
на стойку. – И не буди меня утром. Хочу выспаться.
Просьба не будить должна была настроить гостиничного служащего на то, что
клиент остается надолго, чаевые – снискать благосклонность. И вот уже парнишка
подобострастно глядел на Алекса, предвкушая выгодное сотрудничество.
Принесенный картофель оказался на редкость удачным, прожаренным, но не
подгоревшим, в меру соленым, со скворчащими кусочками сала. Сосиски по вкусу больше
походили на измельченный рулон туалетной бумаги, и Алекс выкинул их в мусорную
корзину. Зато кофе превзошел все ожидания. Ароматный, тягучий с кислинкой, сваренный
в турке из настоящих молотых зерен.
Утолив голод, Алекс долго стоял под обжигающими струями воды в душе, смывая с
себя грязь и тяжесть последних дней, а затем завалился спать на старую скрипучую
кровать. Вода освежила тело, очистила от навязчивых мыслей мозг, и он с удовольствием
погрузился в царство Морфея.
Ему снилась девушка, бегущая по желтому песчаному пляжу. Морская пена омывала
босые ноги, ветер растрепал светлые волосы. В огромных глазах отражалась вселенная, а
щеки горели румянцем. Богиня. Афродита. Она бежала к нему, раскрыв объятия,
вышедшая откуда-то из глубин его памяти. Веселая. Жизнерадостная. Старавшаяся
перекричать ветер и голос моря. Она звала его, но грохот волн поглотил все звуки. Грохот
врывался в его сознание, ритмично отдаваясь в висках. Пульсом стучал в сердце. Все
настойчивее и чаще. Отдельные глухие удары сменились частой канонадой.