Изгой
Шрифт:
– А-а!
В этот момент на поле баталии появились новые участники. С громкими криками напали донцы, на которых кочевники не обратили должного внимания, видимо, приняв поначалу за своих.
За что и поплатились!
Удар в спину оказался сокрушительным – теперь татары забыли о добыче, главным желанием стала мысль о спасении собственной шкуры, которая, как известно, для любого грабителя есть самое ценное. И кочевники бросились в бегство, причем в противоположную сторону от балки, где притаились коноводы стрелецкого отряда. Те момент не упустили – и, прикрываемые донцами, с их помощью пригнали лошадей…
– Велик
Юрий был ошеломлен размером отбитой у татар добычи – почти три сотни повозок и телег, набитых всевозможным добром, да «живого товара» без малого восемь сотен душ – мужчины и женщины зрелых либо молодых лет, примерно поровну. А еще треть составляли дети старшего возраста, в основном девочки, более проворные мальчишки, видимо, успели сбежать от налетевших на селение «людоловов».
За редчайшим исключением, все люди мирных занятий – хлеборобы и ремесленники, встречались черные рясы священников. «Служилых» насчитывалось с дюжину – лежащий на телеге в беспамятстве боярин, судя по остаткам ободранной с него одежды – взятый ради выкупа. Несколько «боевых холопов», полдесятка плененных стрельцов в изодранных кафтанах. Да слободской казак, которого татары оставили в живых по непонятной причине – обычно в плен даже слобожан старались не брать. Наверное, хотели отправить крепкого пленника гребцом на турецкие галеры.
– Теперь бы только домой добраться без проблем, да и патронов мало осталось, чтобы баталии устраивать. А татары привязались, как репьи в собачий хвост. Как бы их отогнать, мерзавцев?!
Задав сам себе вопрос, Юрий задумался. Нет, атак он не опасался – несколько сотен татар не проблема, благо запорожцы бросили ложный обоз, и в скачке опередили обманутых татар, влившись в караван.
Повозки уже перестроили огромным каре, внутри которого ехали казаки и шли усталые невольники, которых вовремя освободили. Стрельцы осуществляли внешнюю охрану, одиночными выстрелами держа татар на почтительном расстоянии.
«Одно плохо, медленно ползем. Если татары отправили за помощью, то придется сбрасывать с возов отбитое добро, рассаживать невольников и уходить налегке. А этого делать совсем не хочется – зачем мне люди без имущества, да и казакам дуванить надо. Чтобы придумать?!»
В голову дерзкая идея пришла неожиданно, когда порыв восточного ветра охладил разгоряченное дневным жаром лицо. Обдумав ее, прикинув всевозможные варианты, Юрий отправился к донцам, что ехали впереди колонны. Увидев атамана, помахал ему рукою.
– Максим Исаич, татарва не отстанет, и за подкреплением наверняка гонцов уже отправили.
– Скорее так оно и есть, княже, – отозвался атаман с мрачным видом. А еще бы ему не беспокоиться – размеры добычи уже прикинуты и поделены, лишаться доли для казака, что нож острый прямо в сердце воткнуть. Даже мысль о таком мучительна как смерть.
– Степь сухая, ветер от восхода – нужно поджигать траву! Пал до Сивашей дойдет и все выжжет!
– Ногайцы сбегут, а невольников прорва задохнется и сгорит, – отозвался атаман, но его лицо стало живо проясняться, хмурость ушла. И дело заспорилось – на всех возах стали спешно делать факелы, благо тряпок хватало. Да и лампадное масло со смолой нашли – крымчаки грабили все подчистую, ничем не гнушались.
Прошло всего час – и конные казаки
Огонь безжалостно пошел на запад, пожирая все на своем пути. И татары устремились прочь, надеясь на быстроту своих коней. Им сразу стало не до чужого добра, свое спасать нужно, вместе с жизнью…
Глава 10
– Кофе сильно будоражит все тело, и сон прогоняет, особенно ночью. Горький напиток, но полезный. Как только сахар свой делать начнем, то подслащивать можно, и молоко добавлять.
Юрий мысленно усмехнулся, глядя на удивленные глаза боярина – тот явно удивился, услышав о сахаре, который сейчас являлся редкостным чудом, продаваемым по немыслимым даже для Москвы ценам. А потому пояснил, не скрывая улыбки:
– Сахар сейчас возят из Нового Света, там он делается из тростникового сока. Дорогое удовольствие, все в точности как в поговорке – за морем телушка полушка, да рубль перевоз!
– А как его делать то, княже?! Из меда, что ли?!
– Нет, боярин. Из корнеплода, каким скотину сейчас кормят. Белую свеклу ведь даже у тебя в деревушках сажали, супруга твоя сказывала. Видел ты ее не раз, Иван Петрович.
– Так она же не сладкая, княже?
– Так лет десять нужно, чтобы селекцию произвести, отбирая самые сладкие корнеплоды. Поливать нужно постоянно, свекла влагу и тепло любит. А здесь для нее благодать!
– А как из нее сахар делать?
– Сок отжимать, да известью очищать – ее тут много, на столетия хватит, – Юрий улыбнулся, вспомнив, как еще учась в школе, пошел летом заработать гривен на сахарный завод.
Сейчас он благодарил судьбу за те знания, которые посчитал тогда излишними. И ненужными в дальнейшей жизни. Однако здесь, далеко в прошлом, такая информация оказалась востребована в наивысшей степени. И главное – сахарная свекла лучшее сырье для изготовления спирта, но о том лучше помалкивать до поры и времени, да и секрет «ноу-хау» хранить – статья для будущих доходов самая значимая.
– Оно, конечно, так. Слышал, что сахар безумно дорог, но видеть его не приходилось. И не пробовал, у нас мед имелся, – боярин поставил удобнее загипсованную ногу, и обвел взглядом «кабинет» – в бороде притаилась улыбка, видимо, убранство посчитал невместным для княжеского достоинства. А потому нужно было немедленно разъяснить этот вопрос, чтобы не возникало ненужных ассоциаций. И, отпив из чашки горячий кофе, зажмурив на секунду глаза от удовольствия, Юрий пояснил:
– В прошлом году, когда из крымской неволи с боем освободились, эти земли под руку свою взял, кошевой атаман Иван Сирко их уступил – пустынные стояли. Городок поставили, Славянском нарекли. А еще один – Торское городище, тоже ставили, хотя там казаки и беглые жили. Сам понимаешь – зимовали трудно, по два десятка душ в одной хате ютились. А вот с весны строиться повсеместно стали – полон татарский освобожденный из неволи, на землях княжества моего Торецкого оседает, за Северский Донец мало кто перебирается обратно к родным пепелищам.