Измена, сыск и хеппи-энд
Шрифт:
– Как ваша фамилия? – зло перебила его Вика.
– Да господи, зачем моя фамилия? Зачем? Вы мне не верите? Думаете, я придумал про проститутку и “Сааб”? Но я же вам толкую: вон в тот амбар вчера вошла моя жена с каким-то зверского вида негодяем. Проститутка его выслеживала. Наверное, он ее сутенер.
– Что вы мелете! – не выдержала Вика.
– Что знаю! Я понял, что мою жену на служебном “Саабе” возит сюда мерзавец со свиными глазками, явно криминального вида. Ясно, что он сутенер. И принуждает мою жену
– Как ваша фамилия? – повторила Вика.
– Я понял, сейчас заканчиваю. Сегодня я решил прийти сюда с биноклем и узнать, что он с нею делает.
– И что же? Узнали?
– Да. Принуждает, естественно.
– Какой же вы дурак!
Губастый незнакомец обиделся:
– Да вы сами посмотрите! Возьмите бинокль! Они снова здесь. Может быть, там и коробки какие-то стоят, но, ей-Богу, я на них совсем не глядел. Ни к чему мне коробки. Поэтому, пожалуйста, тетя, никуда обо мне не сообщайте. Вы ведь не на этом складе, а в Сумасшедшем доме работаете? Так что вам за дело до этой истории?
Вика с сожалением посмотрела на голубовато-лунное, несчастное лицо губастого. Лет ему за сорок, наружность неважная, доверчив до слабоумия. Ранняя лысина, поздняя любовь. Поделом ему! Но не ей, Вике, не ей!
– Так вы не узнаете меня, Гузынин? – спросила она строго. Ларискин муж в очередной раз дернулся всем телом. Его толстые губы удивленно расползлись. Вика спустилась к нему с балюстрады, села рядом на ступеньку. Гузынин тускло таращился на нее сквозь толстые стекла своих очков. И он еще острил про свиные глазки!
– Ну, – нетерпеливо потребовала ответа Вика и даже топнула ногой.
– Виноват, – пролепетал Гузынин, – мне трудно при таком скудном освещении… Право, мне неловко, но… Кажется?.. да нет, не может быть!.. А, ну конечно! Да, да, да! Вы работаете в дежурном гастрономе на Фрунзе, да? В винном отделе, да?
Вика чуть не стукнула его кулаком по лбу.
– У вас серьезный дефект зрения, – сказала она, – Называется он в нетрадиционной медицине куриной слепотой. Вы же сами везли меня сюда вчера.
Гузынин отшатнулся. Его лицо исказил ужас. Вика удивилась:
– Что, не узнали?
– Нет! Та была такая красивая, с роскошными волосами, а вы…
– Парик. Косметика. Вы что, свою жену без губной помады ни разу не видели?
– Не смейте касаться даже ее имени! – гневно подпрыгнул Гузынин. Вика тоже вскочила и сунула руки в оттопыренные карманы пуховика.
– Нет, только не это! – застонал Гузынин. Он беспомощно распластался по стене. – Только не доставайте электрошокер! Я совершенно неопасен! Но кто вы? Откуда? Я ничего не понимаю. Что вам от меня нужно?
– Ах, если б мне было что-то нужно от вас! – вздохнула
– Но он сутенер! – с отвращением прошептал Гузынин. – Он из банды!
– Такой же он сутенер, как и вы. Напридумывали всякой чуши! Он менеджер фирмы “Спортсервис”, где ваша жена, кажется трудится кладовщицей. И у них роман.
– Это ложь! Ее принудили! Она просто считает неважно. Даже на калькуляторе.
– Ну, в таком случае их обоих принудили. Вы же все в бинокль видели. Как можно быть таким дураком!
– Это невозможно. Это невозможно, – повторял упрямо Гузынин. – Мы любим друг друга. Мы строим планы на будущее. Мы, например, собрались на днях новый холодильник купить, и уже выбрали “Стинол”…
Он твердил “это невозможно”, но вид у него был потерянный. Чувствовалось, что больше всего он теперь хочет, чтоб весь мир провалился, а особенно Вика и Сумасшедший дом. Вика даже пожалела его, придвинулась поближе.
– Все это возможно, – тихо сказала она. – Никуда не денешься от того, что есть. Но положение, на мой взгляд, поправимое.
– Я видел!.. Впрочем, что я видел? И если, как вы говорите, их принуждают… Ах, извините, что я несу!.. А как же теперь быть? Что мне делать?
– Как вас зовут? – в очередной раз спросила Вика.
Гузынин на этот раз признался:
– Юрий Петрович…
– Отлично. А я Виктория, – представилась Вика по-грундовски, без отчества. – Юрий Петрович! Я считаю, вам надо поговорить со своей женой. Вы человек солидного возраста, умный, доктор наук…
– Кандидат. Откуда вы обо мне знаете?
– Случайно. Это неважно. Так вот, поговорите с ней! Пристыдите. У вас дети есть?
– Сын. Крошечный. Семь лет.
“Ранняя лысина, поздняя любовь”, – повторила про себя с издевкой Вика, а вслух сказала проникновенно:
– Вот видите – сын! Нельзя разрушать семью. У нас тоже дочь. Давайте объединим наши усилия. Надо спасать положение!
Гузынин вдруг сморщился, согнулся, будто у него схватило живот.
– Нет, я не верю. Она не могла! Она любит меня! Нет там никакого романа! Просто они делают переучет на складе, – тупо заладил он, взбираясь и сбегая вниз по лестнице. Вике он стал надоедать.
– Возьмите свой бинокль и сами посмотрите, – в сердцах сказала она. Гузынин послушно поднялся на балюстраду и приставил к глазам бинокль.
– Вот видите! – радостно крикнул он сверху. – Ничего не видно.
– Как это не видно? Не поверила Вика и вырвала бинокль из его рук. – Как это?.. Но… Да это у вас бинокль неисправный! Он только что на лестницу падал. И вообще, где вы такую дрянь раздобыли?
– Мне его подарили в пионерском лагере.
– Господи, что вы там делали? – удивилась Вика.