Измена, сыск и хеппи-энд
Шрифт:
– Угу. Рахмат, – поблагодарила Вика чужим загробным голосом и поспешно, не оглядываясь, потрусила к крыльцу “Спортсервиса”. Она была уверена, что Базлов все еще стоит на месте, смотрит ей вслед и своими неповоротливыми спортивными мозгами соображает, что это за странная поздняя посетительница припустила к его родной фирме на всех парах.
Вика добралась до крыльца, тяжело дыша от волнения и от бега вприпрыжку. Она с трудом сдвинула пудовую входную дверь и наполовину уже протиснулась в вестибюль, когда увидела Пашку. Пашка несся легким стремительным шагом прямо на нее. От изумления она застряла в дверях. Несомненно, это был ее несчастный, изнуренный неведомой угрозой муж – но в то же время как бы и не он. Никаких мешков под
– Пардон, мадам!
Вика медленно моргала ему вслед.
– Пашка! Пашка! Да погоди же! Возьми мою куртку! – услышала Вика другой голос, женский и очень громкий. Она обернулась: кто-то бежал из тех же глубинных помещений “Спортсервиса”, откуда только что выскочил Пашка.
Так вот она какая! Лет около тридцати. Спортивного, но далеко не идеального сложения, в подробностях обрисованного тесными синими брючками и желтым свитерком. Блондинка! Да, несомненно, эта особа была халтурно обесцвечена месяца полтора назад в недорогой парикмахерской. Теперь ее собственные, неизвестно какие – да серые! – волосы гладко лежали у пробора, тогда как пережженные белокурые кончики торчали в разные стороны. Неизвестная в желтом свитере имела толстый тупенький носик, щипанные бровки и большой веселый рот. Такие нахальные, с сипотцой, как бы давящиеся смехом голоса принадлежат обычно, по Викиным наблюдениям, разухабистым гульливым бабенкам.
Блондинка пробежала мимо Вики, задев ее вульгарнейшей лимонной курткой. Курткой блондинка помахала, как флагом, и выпорхнула на улицу. Вика бросилась к окну. Она увидела скудную освещенную стоянку, знакомый “Сааб” и блондинку, ловко в него нырнувшую. Пашка уже сидел за рулем. В темноте салона сияла его белозубая улыбка. Вика увидела, как Пашкина знакомая рука обхватила и прижала к себе чужой желтый свитер, потом дверца захлопнулась, и мир померк. Кроме сумерек и темных дурацких очков, замутили его мигом подступившие, привычные слезы, которые одна за другой поползли по щекам. Сегодняшние слезы были такие жгучие, будто в них намешали перцу. Не помня себя, Вика выскочила на крыльцо, но “Сааб” уже уплывал к Благовещенскому проспекту. Вика быстро перебежала улицу и кинулась к первой попавшейся машине (это была солидная “Волга”):
– Ради Бога, подвезите!
– Я тещу жду, – ответили из “Волги”. Тогда Вика выскочила на дорогу и, размахивая руками и сумкой, остановила другую машину.
– Куда едем? – властно бросил из оконной щели густой голос, принадлежавший лицу, даже в темноте поражавшему своей толщиной.
– Вон за той машиной! За серой! Скорее! – запрыгала Вика, пытаясь отпереть дверцу.
– Куда едем, я спрашиваю? В Слузгино не поеду. И в Березки тоже. В центр или в аэропорт – пожалуйста, – невозмутимо дудел голос толстого лица.
– Я заплачу! Поедем! – в отчаянии крикнула Вика и потрясла перед окном сумкой.
– Ну, ладно, – пропыхтел голос. Толстая фигура промялась внутри солона, медленно развернулась и протянула толстую руку к кнопке двери. – Какая машина-то?
Вика затравленно оглянулась на Благовещенский проспект. Там давно уже не было видно никакого “Сааба”, а катили совсем другие, чужие машины.
– Никакая не машина, – огрызнулась Вика и отвернулась. Толстое лицо бросило Вике снизу вверх несколько фраз вроде тех, какие изрыгал разбуженный Кушнир, когда Вика спросила его про морг. Вика даже не посмотрела в его сторону. Соль и перец ее слез и ее обиды были куда горше любой брани. Постояв немного на сыром ветру и наглотавшись слез, она снова побрела к “Спортсервису”. Она чувствовала, что ее кавказская маскировка совсем расползлась. Появляться в таком виде в освещенных местах не стоит. Перед пудовой дверью она сдернула с себя парик и сняла очки. Облизала, размазала языком бордовые губы. Усы… А черт с ними!
– О! Вика! – удивился Витька Борунин, с которым она столкнулась в дверях. – А Пашка домой уехал. Ой, что это с тобой?
– Споткнулась тут недалеко от вас, упала. Грязь кругом непролазная! Вот решила зайти и немножко привести себя в порядок.
– Да, видок у тебя! Помощь нужна?
– Ничего, я сама справлюсь. Умоюсь только.
Вика проследовала в туалет, смыла усы и брови и надела шапочку. В эту минуту в туалет ввалилась уборщица с ведром и шваброй. Вика поздоровалась, потому что знала Вику в лицо. Уборщицы в “Спортсервисе” ничуть не походили на подтянутых, в черно-серебристой униформе вострушек из “Грунда”. Здесь предпочитали традиционный стиль – сатиновый халат, уважаемый возраст, древнейшие орудия труда.
Уборщица вразвалку проплыла мимо Вики, уткнувшейся в зеркало, и стала греметь со стороны кабинок ведром и проклятиями в адрес побывавших там дам. Вика хотела было уйти, но одна внезапная мысль заставила ее вернуться и, откашлявшись, произнести:
– Извините…
Из кабинки высунулась немолодая тетка с крутыми кудрями.
– Видите ли… – начала Вика. – Мне показалось, что я тут встретила одну знакомую. Мы когда-то учились вместе.. Но я не уверена, что это она…
– Здесь что ли, работает? – заинтересовалась тетка.
– Похоже, да. Такая, знаете ли, белокурая, в желтом свитере. Довольно молодая…
– А! Это, наверное, Гузынина! – догадалась тетка. – Она завсегда в желтом ходит, чтоб далеко ее видать было.
Вике показалось, что уборщица не очень-то симпатизирует блондинке, и уже смелее продолжила расспросы:
– А как ее зовут? Кем работает?
– Зовут Лариской. Кладовщица она, сидит на клюшках да лыжах. Выдает, иногда сама кое-что развозит. Лариска. Ваша подруга?
– Кажется. Моя была Лариса, а вот фамилия другая. Может, она замуж вышла?
– Эта замужем. Мужу не подарок. Но оно мне надо? – вздохнула уборщица. – Мне надо, чтоб мимо не гадили. А эта и тут понабросает бычков, и у себя. Курит, как ханыга. Вы к ней, в комнату ее зайдите! Срач! Понакурено, понакидано всего. Объедки кругом, стаканы немытые стоят, тарелочки одноразовые давленые. Любит она компашки собирать, вот и бегают к ней. Жрут, сорят. Когда, извините, и гандон выметешь. Бойкая баба!
Вика при упоминании гандона задрожала, но постаралась деликатно подъехать к самому жгучему вопросу.
– Гандон? У нее что, парочки встречаются?
– Может, и встречаются. Я не видала, свечку не держала. А вот сама она слылась тут с одним. Мордастый такой, плечистый. Разговор только у него неясный, не разберешь, чего ему надо, все тык да мык. А к Лариске завсегда бегает. С осени они еще слычались, как стали на Блошиную горку ездить. Она на него так и кидается.
– Надо же!
– Срам, – плюнула тетка. – Вот если она ваша подруга и вы ее признали, так ей скажите, пусть она это дело бросит, ну, с мордастым-то. Он женатый, она замужем, детишки у обоих. Что же хорошего выйдет? Про мордастого жену я ничего не слыхала, врать не буду, а вот Ларискин, говорят, доцент каких-то наук в Политехническом. Каково ему? Вы не стесняйтесь, проберите ее как следует, Лариску-то. На подругу она не обидится.