Измена. Верну тебя, жена
Шрифт:
— Вот потому я драл ту шалаву — мне нравится жесткий секс. А тебя я в постели люблю.
Он признался. Сказал прямо, что между ним и Ирой все было. Теперь это не спишешь на разбушевавшуюся фантазию, слуховые галлюцинации или подлянку ревнующей его поклонницы. Я услышала эту горькую правду от самого мужа. И как бы он сейчас ни объяснял предательство, мне этого не принять.
— Замолчи… Я не хочу ничего слышать о твоих шлюхах! Я подаю на развод, — снимаю с дрожащей руки кольцо и кладу его на стул, стоящий у стены около двери.
Глава 4
Быстро смахнув со щек слезы, перешагиваю порог кабинета и встречаюсь с Ириной, которая топчется здесь. Какая она дрянь… просто бессовестная шлюшка.
— Подслушиваешь? — улыбаюсь ей сквозь слезы.
— Всегда интересно наблюдать, как исполняются самые сокровенные мечты! — щебечет она, ни на секунду не смутившись.
— Мечтаешь о Захаре?
— Он — олицетворение огня. Сжигающее все на своем пути бедствие, а я зажигалка, которая контролирует силу его пламени, — вполголоса заявляет она, словно боясь, что Суворов может услышать.
Но это не мешает Ире ликовать и широко улыбаться. Как же она меня злит и ранит одновременно.
— Ты всего лишь неотесанная дура, которая питается объедками со стола жены. Не попадайся мне на глаза, иначе я тебя убью.
Толкнув Иру плечом, быстро ухожу прочь. Даже оборачиваться не хочется. Для меня сейчас мир только впереди, а все, что за спиной, будто превращается в пепелище.
Действительно, Суворов — необузданный огонь. У него получилось уничтожить мое прошлое и наши планы на совместное будущее…
По пути к дому сидя в такси, я то и дело трогаю свой безымянный палец на правой руке. Я так привыкла носить кольцо, что теперь испытываю дискомфорт, но успокаиваю себя словами Кати о том, что время лечит все.
***
— Я когда говорила тебе не спешить, то не имела в виду приезжать после обеда! — ворчит мама, провожая нас с Аленой в прихожей своей квартиры. — Из-за тебя я опоздала на гирудотерапию!
— Гирудо… что? — хмурюсь я, помогая надеть доченьке маленький рюкзачок. — Терапию? У тебя какие-то проблемы, мам?
Она закатывает глаза и театрально вздыхает.
— Для твоего понимания выражусь проще — пиявки. Они отлично обновляют кровь и улучшают внешний вид.
— А… ты об этом…
В погоне за вечной молодостью моя мать готова на все. Она родила меня в тридцать, сейчас ей пятьдесят шесть, но окружающие дают ей едва ли больше сорока. Она тщательно следит за фигурой и питанием, а пенсионное удостоверение никому не показывает.
Своего отца я не видела. Знаю только со слов мамы, что «он был неблагодарным козлом». Все мое детство прошло с отчимами, менявшимися как календари на каждый новый год. Только последние пару лет мать живет одна.
Собрав Алену, глажу ее по головке:
— Все, солнышко, поцелуй на прощание Римму.
Называть себя бабушкой моя мать категорически запрещает.
— Пока, Римма! — говорит Аленка.
— Всего доброго, моя хорошая, — ласково обнимает внучку и тоже целует. — Я уже скучаю по тебе.
— Я еще приеду в гости, и мы опять будем есть авакаду.
— Конечно, Аленушка, приезжай.
Взяв дочь за руку, выходим из квартиры.
Спустившись из многоэтажки во двор, Аленка вертится по сторонам, привычно ища машину папы.
Я на работе человек подневольный, поэтому свободное от садика время Аленка чаще проводила с Суворовым. Захар сам себе начальник и может в любое время побыть с дочерью. Но теперь все изменится.
— А где же папа? — удивленно спрашивает Алена, так и не найдя знакомый внедорожник.
— Папа на работе очень занят.
— Но он же обещал свозить нас в кино!
— Не получится у него. — Да и у меня после случившегося совсем нет настроения. И в голове все еще не укладывается… — Поедем домой с дядей-таксистом.
Аленка понуро опускает голову, но не возражает. Распахиваю заднюю дверцу такси, на котором я сюда и приехала, и сажаю Аленку в бустер.
— Здравствуйте, дяденька таксист, — грустно вздыхает Алена.
— Здравствуй, — приветливо отзывается мужчина и достает из отсека между передними креслами маленькую карамельку. — Угощайся.
— Я не беру конфеты у незнакомых дядей, — это в Аленке говорит воспитание Суворова.
Захар оберегает дочь, как хищный коршун, и учит ее быть осторожной.
Да и у него самого приятелей половина города, а по-настоящему близких друзей можно пересчитать по пальцам одной руки.
Всю дорогу до дома дочь не проронила ни слова, молчит моя маленькая и только смотрит в окошко. Она не капризничает — нет у нее привычки топать ногами и клянчить, но я понимаю, насколько ей сейчас обидно.
Аленка не виновата в нашей ссоре с Захаром, как и в том, что все, что мне сейчас действительно хочется — это свернуться клубком в кровати и долго выть в подушку.
— Алена, — я тянусь к дочери и глажу ее по щеке, — я сама свожу тебя в кино. Хорошо? Только зайдем домой, оставим рюкзачок и возьмем больше денег.
— Хорошо, мам.
После автомойки я уже заезжала в коттедж. Меняла костюм «мести» на более подходящую одежду, соответствующую матери: светло-голубые джинсы и белую футболку. У меня с собой мало наличных денег, нужно взять банковскую карту.
Расплатившись с таксистом, я прислоняю магнитный ключ к воротам. Открываю тяжелую железную створку, запуская дочь во двор.