Измена. Я отомщу тебе, предатель
Шрифт:
— Хотел убедиться в том, что ты рада, что отец именно я, а не мой брат.
Спрашиваю:
— Убедился?
Вместо ответа Платон наклоняется, чтобы меня поцеловать, но к нам подбегает ребёнок и плюхается рядом на скамейку. Я отстраняюсь от Платона. И чувствую облегчение оттого, что в парке так много народу. Тут не до романтики.
Если мы поцелуемся, я не смогу сдерживаться вообще. В последнее время я, итак, только думаю, о сексе. Просто одержимость какая-то. И боюсь, мои чувства здесь ни при чем. Поэтому я начала думать, что это не
Не знаю. Беременна я раньше не была.
А вот с другой любовью могу сравнить.
С Андреем я не помню такого чувства, чтобы у меня сносило крышу. Чтобы захватывало дух от желания. Поэтому я списываю все на своё положение.
Мы едем к маме, Платон по дороге покупает цветы и торт. Я нервничаю: может, зря еду не одна? Не устроит ли она сцену, вдруг будет шокирована? Хотя свекровь наверняка ей все рассказала....
Глава 32. Уверена!
Смотрю на Платона, он уверенно ведёт машину. Так крепко держит руль. Вижу, как у него на руках выступают вены…, отвожу взгляд, снова меня уносит не в ту степь.
Я вообще стала другим человеком в беременность: почему-то появился страх водить машину. Теперь Платон меня везде возит. А мне и хорошо.
Мы подъезжаем к дому мамы, я перестаю беспокоиться. С Платоном ничего не страшно.
Мама встречает меня яркой улыбкой, но когда видит за моей спиной Платона, перестаёт улыбаться, сухо произносит «Проходите».
Мы проходим на кухню, мама ставит чайник, я режу торт, а Платон садится на свободный стул. На меня накатывают воспоминания: как я недавно, несколько месяцев назад, сидела на этом месте и плакала, думала, что жизнь разрушена. А нет — вот сейчас улыбаюсь, жива. Смотрю на Платона, волосы у него от солнца стали ещё светлее. Я бы хотела, чтобы и у нашего ребёнка волосы тоже были светлыми. Теперь уже точно можно думать «наш малыш».
Я непроизвольно глажу живот, он ещё совсем незаметный. Я не сразу замечаю, как мама на меня смотрит.
— Значит, это правда? — спрашивает она, разливая чай по кружкам.
Мы садимся за стол. Я располагаюсь между Платоном и мамой. Только после этого уточняю:
— Что имеешь в виду?
— Ты беременна от него? — говорит так, как будто Платона здесь нет. Начинается.
— Да, мам, — спокойно отвечаю.
Но буря все равно начинается.
— Ир, ну, я тебя не узнаю совсем. Ладно, развелась, но как можно было так быстро в новые отношения. Да ещё с братом, да ещё и беременна, тебе что…
— А что в этом плохого? — перебивает маму Платон.
Удивительно, но я совершенно спокойно сижу тут между двух огней, слушаю маму, хотя раньше до трясучки бесилась,
Мама переводит взгляд на Платона, наконец, перестаёт делать вид, как будто его здесь нет. Говорит, смотря на него в упор:
— Да как это, что такого, молодой человек? Для вас ничего такого…
Но Платон снова не даёт ей договорить:
— В тот момент, когда я увидел измену Андрея, я понял, что он потерял Иру, почему же я не мог после этого быть с ней?
Слушаю их диалог, и теперь мне кажется, как будто меня здесь нет.
— Да она же жена брата! А ты ребёнка с ней сделал, — мамин голос повышается на один тон.
— Андрей тоже сделал ребёнка другой девушке. И раньше нас, — спокойно парирует Платон.
Мама не находит что ответить.
Я удивлённо смотрю на Платона. Точно, я совсем забыла, что вместе с моим результатом, должен был прийти результат Виолетты. Значит, у Андрея тоже будет пополнение? Несмотря на его диагноз?
Есть в этом что-то зловещее: почему именно с любовницей у него чудо случилось? Может, он тоже сможет обрести счастье? Впрочем, мне все равно. Главное — пусть оставит меня в покое и перестанет обвинять Платона в том, что он разрушил нашу семью.
Мы, наконец-то, начинаем спокойно пить чай. Торт шоколадный с орешками, очень вкусный. Кладу к себе в тарелку уже второй кусочек. Мама замечает мой интерес и комментирует:
— Налегаешь на сладкое, неужели девочка будет?
Я чуть не поперхнулась. Как быстро мама переключилась с режима «ты от кого забеременела, ужас?» в режим «как я счастлива, что у меня будут внуки».
— Мы ещё не знаем пол ребёнка, — отвечаю ей.
У мамы становится серьёзное лицо. Я понимаю: она снова собирается задать неудобный вопрос. Пытаюсь ее остановить взглядом, не выходит, она спрашивает:
— И какие у вас сейчас отношения, скажите мне? Как будете дальше жить?
Я опускаю глаза в пол. Блин. Снова «выручает» Платон, отвечает:
— Ира — для меня самая важная женщина в жизни.
Я даже поднимаю глаза. Он редко говорит комплименты и красивые слова, но зато как скажет один раз, никогда не забудешь.
Видимо, маму ответ удовлетворяет, она больше ни о чем не спрашивает.
После чая мама посылает Платона в магазин через дорогу, она «забыла купить» хлеб, а ей очень нужно. Все мы понимаем, что это лишь предлог, она хочет что-то мне сказать наедине.
Платон уходит, и вместе с ним, видимо, уходит моя уверенность. Сажусь на диван, жду «серьезного разговора». И паникую без поддержки.
— Я хотела извиниться, — начинает мама неожиданно.
— За что?
— Не надо было тебе советовать сохранить семью. Ничего хорошего, если он тебе изменял. Да еще выгнала тебя…А потом, когда ты ушла, вспомнила себя, не знаю сама, почему так поступила, ведь я сама хотела много раз уйти.
Мы сидим и молчим. Как камень с плеч упал. Здорово, что еще один человек начал понимать меня.