Измена. Я отомщу тебе, предатель

Вин Аманда

Я лежу в номере и вспоминаю, что есть такой, рассказ, кажется. «Солнечный удар». Там про любовь, про такую же, как у нас с ним… А вдруг всего этого нет, мне только приснилось?

Вот так постепенно затуманивается мое сознание. Я теряюсь во времени и помню только обрывки: как Платон сидит рядом и кладет на мой лоб холодную тряпку, мерит температуру. А я ему говорю, что мы не должны любить друг друга, это наше наказание, чтобы он ушел....

Ужас, надеюсь, мне это только снится, и я не сказала это Платону на

самом деле. Пожалуйста, пусть мне это только снится. Пусть это окажется просто бредом воспалённого сознания.

Затем я помню, как приходит врач, кажется. А может, и нет. А потом мы едем в больницу на скорой. Хотя я совсем не знаю, как оказалась в скорой. Венеция отделена от суши каналами. Нужно сначала плыть на катере. А я помню только скорую и затем уже больницу.

В больнице — первый раз ясное сознание. Прихожу в себя, Платон держит меня за руку и спит рядом, прямо сидя. Но я его бужу и спрашиваю:

— Что со мной? — Платон мгновенно просыпается и облегченно смотрит на меня. Вид у него неважный. Да и у меня, наверное, не лучше.

— Врачи говорят, какой-то вирус. У тебя была больная температура, не могли сбить. Не волнуйся, сейчас уже все хорошо.

Он говорит, что все хорошо, а у меня начинают течь слёзы из глаз. Задаю самый важный вопрос:

— А что с ребёнком?

— Все хорошо. Но надо понаблюдать несколько дней, высокая температура могла…, — Платон пытается подобрать подходящие слова, — нехорошо отразиться, но врач сказал, что на таком сроке вирусы не страшны.

Платон вытирает пальцами мои слёзы:

— Ир, прости, не надо было никаких экскурсий, надо было сидеть на одном месте и побольше отдыхать.

— Я могла бы подцепить вирус где угодно, ты не виноват.

Платон опускает голову. А я вспоминаю свой бред и спрашиваю:

— Я говорила тебе, что мы не можем быть вместе?

— Ты много всего говорила, когда температура поднялась, я многое не понял, только испугался за тебя сильно.

Только вот меня не успокаивают его слова, я взрываюсь:

— Вот об этом я и говорила, что хочу подождать родов. Я тебя совсем доконаю. У меня эмоциональные качели каждый день. А ты говоришь специально, что все хорошо, хочешь успокоить.

Платон тоже злится. Решительно отвечает:

— Ир, это не эмоциональные качели, а высокая температура. Я тебе уже говорил, скажу ещё раз: не надо ничего ждать: я люблю тебя любую: и истеричку, и взрывную, и тихую, и серьёзную, и весёлую.

Слёзы все ещё у меня текут, но вместе с ними я теперь и улыбаюсь. Наваждение последних дней проходит. Из-за туч снова выглядывает солнце.

Температура больше не поднимается, врачи делают контрольное УЗИ.

— С ребёнком все хорошо, активный. Вирус был, как мы и думали, для ребёнка нестрашный, — говорит врач на английском, Платон мне все переводит. Потому что от стресса я вообще ничего не соображаю. Да и английский не на таком хорошем уровне знаю.

Затем Платон задаёт вопрос, и я интуитивно

понимаю, что он спрашивает про пол ребёнка. Замираю, когда врач водит по моему животу и пытается все разглядеть.

Следующую фразу я понимаю без перевода „Boy“! Мальчик! Сын.

Платон смотрит на меня со счастливой улыбкой:

— Ира, у нас сын! — говорит мне.

У меня снова слезы. Только на этот раз от счастья.

Через день меня выписывают, и мы едем в Рим. Это последний город нашего путешествия. Там мы планируем прожить месяц. А затем решить, что будем делать дальше: вернемся в Россию? Переедем или останемся на прежнем месте?

Глава 37. Через два месяца

Виолетта

—Андрей, пожалуйста, ведь я беременна и хочу тебя!

— Перестань, я не буду с тобой спать, пока ты носишь ребёнка. Я боюсь ему навредить.

— Это лишь отмазки! Почему ты не хочешь исполнять свой супружеский долг, с тех пор как поженились, мы ни разу не спали…

Зло усмехается. Смотрит на меня, как будто я пятно на стене, которое мозолит глаза. Говорит:

— Потому что брак у нас по залету, милая.

Значит, так заговорил?

Отвечаю ему, бью в самое больное место:

— Платон наверняка с беременной Ирой не так обращается. Носится теперь с ней, не расстраивает ее. Сексом с ней занимается.

— Отвали! Не заикайся про Иру и моего брата!

Вижу, как сжимает кулаки, как будто собирается драться. А я всего лишь хотела заняться любовью с ним. И чем все закончилось?

Смотрю на Андрея и спрашиваю:

— Если мы так ругаемся уже сейчас, когда ребёнок ещё не родился, что будет потом?

Уходит в кабинет. Хлопает дверью демонстративно. Бросаю ему громко:

— Можно развестись, только мы поженились месяц назад и родители тебя прибьют. Есть ещё один вариант: ты возьмёшь себя в руки и попытаешься стать нормальным отцом и мужем.

Как же бесит. Иду в спальню, хлопаю дверью так же громко. Идиот.

Не думала, что придётся быть стервой после свадьбы. И что моя жизнь превратится в такое унылое г*вно, тоже не знала.

Что я сделала не так? Почему?

Я любила Андрея искренне, ради него на все была готова. Мечтала стать его женой. Думала, что мы будем счастливы. Он ведь был моим идеалом, эталоном мужчины. Казался таким классным всегда. Только он один зажег мое сердце. Мне же хотелось быть с ним каждую минуту.

Теперь я не знаю, что делать. Я все ещё люблю его, но он ведёт себя просто, как скотина. Ненавижу его в такие минуты. Страдает по Ире? Просто смешно. Когда я была его любовницей, спал со мной и ни о какой Ире не думал. А теперь я его жена, и он меня не замечает.