Измена
Шрифт:
Разбирая детские вещички Джеймса, который сразу же уснул по приезде домой, я даже не пытаюсь контролировать свой неиссякаемый поток нахлынувших слез, что стекают по щекам, не переставая, обжигая кожу.
Вроде бы все как обычно, вот только ощущается, что я окончательно погрязла в собственной трясине многомиллионных ошибок. Чувство страха и одиночества полностью лишили тело любой человеческой эмоции, разрывая сердце болью, вызываемой в эту же секунду легкое головокружение. За окном все живет, кипит, движется, а у меня время совсем перестало иметь счет. Бумеранг, не правда ли?
Почему люди, которыми ты еще вчера буквально дышал…
Услышав хлопок двери, сердце сжимается, прекрасно осознавая, кто это может быть. Неужели?..
Тихонько сбежав вниз по лестнице, замираю, увидев перед собой поникшего человека, которого очень сильно все это время ждала.
— Дэвид… — тихо проговариваю себе под нос, пытаясь тут же завязать разговор с ним, на что муж лишь прикрывает свои покрасневшие глаза, потерев пальцами переносицу.
— Не нужно, Джозефин, — одной рукой держась за ручку чемодана, другую он протягивает вперед, останавливая меня на полуслове, словно не желая слушать вовсе. — Я уже выслушал тебя по автоответчику. И приехал я не к тебе, а к сыну. Все, что ты могла сделать — сделала. И сказала ты тоже, увы, все, что нужно было знать, наверное…
— Я хочу… Дэвид, я мечтаю, чтобы однажды ты позволил мне… Предоставил хотя бы малейший шанс объясниться с тобой. Мне необходимо так много сказать тебе. Дэвид… — умоляюще смотрю на мужа, что так тщательно и старательно отводит глаза в сторону, избегая пересекаться со мной даже взглядом. Видать, настолько я ему сейчас противна. — Я просто больше так не могу… Не могу… Я не так хочу жить. Я безумно устала лгать тебе, себе, да всем, черт подери, — голос срывается до хрипоты, предательски выдавая мой накативший приступ истерики, что вот-вот и выдаст себя с потрохами.
— Однако ты это делала, Джозефин, прекрасно осознавая последствия. Это причинило мне боль, понимаешь? Я до сих пор живу словно в прострации какой-то, — каждое слово он словно выдавливает из себя, крепко сжимая челюсти. — Прости, но я не могу с тобой разговаривать. Не сейчас. Возможно, завтра, а может быть и нет. Единственное, что я могу тебе сейчас сказать… Я много думал… Наверное, было бы правильно, если бы ты тоже осталась в этом доме ради нашего сына. Он здесь не при чем. Я надеюсь… Я не знаю, на что я надеюсь, но так будет лучше всем. Наверное…
— Дэвид… — прикрыв рот ладошкой, я борюсь с желанием прикоснуться к нему и крепко обнять в знак искренней благодарности. Однако прекрасно понимаю в данный момент, что пока все это неуместно и лишь оттолкнет его от меня больше прежнего, а я, наоборот, хочу наладить с ним отношения в будущем. Да, все это лишь осложнит ситуацию, не нужен мне такой исход. — Мне очень жаль… Правда!
— Да. Тебе, безусловно, жаль, — отвечает с ухмылкой на лице. — Располагайся в нашей спальне. Точнее, уже в твоей. Я видеть ее не желаю, ни то чтобы находиться там. Сам же останусь в гостевой комнате. Кстати, забыл сказать, — муж, наконец, поднимает уставшие
— Хорошо, — шепчу в ответ, глядя на силуэт удаляющегося от меня мужа, что направил свой путь в комнату для гостей, расположенную на первом этаже.
— Джозефин, — вздрогнув, медленно оборачиваюсь и ловлю его… тот самый родной и мною любимый взгляд карих, словно смоль, глаз, которые уже и не мечтала увидеть. — Мне тоже жаль…
ГЛАВА 36
ДЖОЗЕФИН
— Тебе не кажется, что мы зашли слишком далеко? Нам нужно остановиться… Понимаешь? Прекратить все это, немедля, — он даже никак не отреагировал, продолжая медленно снимать с меня туфли и нежно целовать ноги… До дрожи всего тела, снова окутывая своей лаской и пронзая изумрудными глазами, словно пожирая все мое тело своим безумным, диким взглядом.
— Уже слишком поздно! Джозефин, — как в бреду повторяет и повторяет мое имя Хьюго, оставляя такие приятные поцелуи на теле. Касается кожи пухлыми чувственными губами, поднимаясь все выше и выше по ноге. Попутно скользит грубыми руками по бедрам. Его ладони ощущаются везде, повсюду орудуют, изучая изгибы предавшего в очередной раз меня тела. — Джозефин, ты такая красивая, самая лучшая. Детка, я никогда не уйду из твоей жизни… Тварь ты конченая, и не надейся. Ты — моя! Только моя и ничья больше. Тебе ясно? — начинает как умалишенный кричать, сдавливая мое горло.
— Отпусти, — хриплю, попутно пытаясь оттолкнуть неуправляемое тело брюнета, но он лишь сильнее прижимает свое тело к моему, а в следующую секунду и вовсе набрасывается, неконтролируемо посыпая всю кожу жарким клеймом, словно в доказательство своим громким речам. — Ты предатель. Оставь меня в покое, прошу тебя, Хьюго! Убирайся! — чуть ли не вою от бессилия, чувствуя, как по щекам катятся безжалостные обжигающие слезы обиды и нежелания от его близости.
— Нет! — кричит, одаривая лицо смачной пощечиной, которая чуть ли не отключает полностью мое сознание. — Я всю жизнь тебе сломаю! Ты такая же, как моя мамаша. Вы все одинаковые! Ненавижу тебя! — сдирает всю мою одежду, разрывая безжалостно ее на части, не забывая снова и снова бить по лицу.
— Умоляю! Нет! — захлебываюсь слезами, понимая, что это не может быть правдой.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Мой Хьюго… Он бы так никогда не поступил с женщиной. Ни за что. Он бы не позволил себе поднять руку на слабый пол. Да, он подонок, но…
— Джозефин… — резко замирает, глядя в упор. Хьюго вдруг нежно касается кончиками пальцев моего лица, пугая меня тем самым еще сильнее. — Джозефин… — его голос неожиданно приобретает несколько иной тембр. До дрожи знакомый, но другой. И тут я ощущаю встряску, словно тело мое подбросили в воздух.