Измена
Шрифт:
Джек вздохнул с облегчением, радуясь, что остался в одиночестве. С самой гибели Мелли у него не было случая подумать как следует. Он придвинулся поближе к огню и налил себе чашку подогретого сидра. Сладкий хмельной аромат яблок напомнил ему о жизни в замке Харвелл. Там на кухне тоже часто пахло яблоками — их пекли или делали из них сидр. Как ему просто жилось тогда: ни опасностей, ни тревог, ни вины!
Джек провел рукой по густой колючей щетине на подбородке и шее — уже много дней, как он не брился. В последний раз он делал это в то утро, когда халькусские солдаты
Джек швырнул чашку в очаг, разбив ее о заднюю стенку. Нельзя ему было тогда уходить! Это его, а не Мелли должны были забить до смерти. Он подвел единственного человека, который на него полагался. Джек уронил лицо в ладони, зарывшись пальцами в виски. Вина обретала осязаемость — она росла у него внутри, требуя выхода. Резкий вкус металла обжег язык.
Полка, висевшая над очагом, затрещала и рухнула, и все бывшие на ней горшки и сковородки посыпались в огонь.
Джек в ужасе попятился. Дверь позади него открылась, и вошла Тарисса.
— Что ты натворил? — вскричала она и метнулась к очагу, пытаясь спасти хоть что-нибудь из недельного запаса провизии, рухнувшего в огонь. — Да не стой же столбом, помогай мне! — Схватив кочергу, она выгребла из пламени баранью ногу. — Сверху все сгорело, но внизу еще порядочно мяса. Оберни руку ковриком и вытаскивай все горшки, которые сможешь.
Джек послушался и вытащил несколько горшков. Почти все они оказались пусты — их содержимое расплескалось и погибло в огне.
— А жаркое-то, а каша! — завопила Тарисса, но было уже поздно: самые главные блюда вовсю шипели на углях.
Джек, однако, спас горшок со свеклой, пару репок и связку колбас.
— Что такое стряслось? — допытывалась Тарисса — расстроенная, с сердитыми слезами на глазах. Достаток семьи измеряется тем, сколько еды запасено в доме.
— Не знаю. Полка сама упала. — Джек кривил душой — он знал, что это его гнев и досада свалили полку. Он не сомневался, что одно связано с другим, а связующим звеном послужило колдовство. Спасибо и за то, что обошлось без человеческих жертв. Но Джек в тот миг не испытывал никакой благодарности — слишком он был растерян и утомлен.
— Дай-ка я взгляну на твою руку. Коврик-то весь обгорел. — Тарисса присела рядом с ним на скамью и размотала обвязку. Кожа под ней побагровела. — Ты уж прости, Джек, — смягчилась девушка. — Не надо было мне заставлять тебя лезть в огонь. Прости, пожалуйста. — Ее пальцы легонько коснулись запястья.
Джек не мог смотреть ей в глаза. Рука болела нестерпимо, и он почти радовался этому — боль отвлекала его от правды. Колдовство сопровождает его как тень и не покинет до самой могилы.
Тарисса шарила по шкафам в поисках мази от ожогов. Внезапная перемена ее настроения глубоко тронула его. Ее доброта согрела душу, как нежданный дар. Он позволил ей смазать бальзамом пострадавшее место. Ее касания были легкими, словно она боялась сделать ему еще больнее. Он взглянул ей в лицо. Длинные светлые ресницы, короткий, чуть вздернутый нос, полные розовые губы. Она хороша — не красавица, а просто хороша собой. Она подняла глаза,
Ее губы слегка шевельнулись, и это было не менее откровенно, чем раскрытые объятия. Джек подался вперед и поцеловал ее — чистоту этого поцелуя нарушала только пухлость губ, и тех, и других. Опутанный нежностью этого рта, Джек протянул руку, чтобы привлечь Тариссу к себе, но она отпрянула и неловко поднялась на ноги, не глядя на него.
— Это ты свалил полку, — сказала она. Это было утверждение, не вопрос.
— Я к ней даже не прикоснулся, — глядя в пол, ответил Джек.
— Я знаю, — с раздражающей уверенностью улыбнулась она. Джек не сумел ничего придумать в ответ. Что толку лгать, если она угадала правду?
— Тарисса — твое полное имя? — ни с того ни с сего спросил он.
Она прыснула при этой его неуклюжей попытке сменить разговор, но возражать не стала.
— Нет, полное имя — Тариссина.
Джек воспрянул духом: она знает правду, но не осуждает его. Это ее второй дар ему.
— Такие имена в Королевствах дают благородным дамам.
— Возможно, — пожала плечами она, — но я почти всю жизнь прожила в Халькусе, а здесь никому нет дела до моего имени.
— Когда же ты покинула Королевства?
— Я была грудным младенцем, когда мать пришла сюда со мной. — В ее голосе появилось нечто новое — Джек не сразу понял, что это горечь.
— А что заставило Магру покинуть родную страну?
— Она стала помехой неким высокопоставленным особам, и ей грозила смерть.
— А тебе?
— Мне еще больше, чем матери, — холодно рассмеялась Тарисса.
— Но ведь ты была совсем малютка.
— Из-за малюток, бывает, и войны завязываются. — Тарисса отвернулась и принялась выгребать из очага остатки еды.
Джек понял, что она не хочет больше говорить об этом. Она сказала как раз достаточно, чтобы разжечь его любопытство, и вконец его озадачила. Он все еще чувствовал ее губы на своих губах, и память об этом удерживала его от расспросов. Ведь и она не стала допытываться, почему это полка рухнула в огонь. Он отплатит ей тем же.
Он опустился на колени рядом с ней и стал соскребать с решетки сгоревшее жаркое. Их взгляды снова встретились. Общие тайны, затронутые лишь намеком, а не в открытую, сблизили их. И когда их руки, отчищающие очаг, соприкасались, никто не спешил первым отвести свою.
Немного времени спустя, когда решетка засверкала, как свежеотчеканенная монета, дверь распахнулась и вошли Магра с Ровасом. Женщина нюхнула воздух, как гончая, и направилась прямиком к очагу.
— Что у вас случилось? — воскликнула она. Ее голос даже и в гневе не утратил изысканных интонаций, присущих благородной даме. Взор ее обратился к Джеку.
— Маленькая неприятность, мама, — ответила, опережая Джека, Тарисса. — Я помешивала жаркое, и вдруг полка обрушилась вниз.
— Как это могло случиться? — недоумевал Ровас. — Я приколотил ее на совесть перед самым приходом зимы.