Измена
Шрифт:
— Дина! — вышло как-то жалобно и хрипло, но на большее она явно была не способна. Правда, Дина её всё же услышала, потому что минуты через две дверь в спальню распахнулась и вошла хозяйка дома — невысокая, худая женщина, с аккуратным животом. Она несла перед собой поднос, от расставленных блюд на котором сразу повеяло ароматом грейпфрута.
— О, ты ещё жива, моя старушка? — деловито спросила Дина, устанавливая поднос на прикроватный столик. — Как жизнь? Полное дерьмо?
Злата с благодарностью приняла из рук подруги стакан с растворимым аспирином и с нескрываемым наслаждением выпила.
— Не то, чтобы очень, — возвращая стакан подруге и откидываясь обратно на подушки, произнесла
— Нужно поесть, — заявила Дина, снова беря поднос в руки и усаживаясь рядом со Златой. — Тут грейпфрут есть, круассаны, кофе… Что будешь?
— М-м-м, я вообще на еду смотреть не могу, — простонала Злата, прикрывая глаза.
— А чего тебе на неё смотреть? Ешь с закрытыми глазами. Или боишься промахнуться мимо рта? — Она взяла половинку грейпфрута, посыпанную сахаром. — Может, чего другого хочешь?
От аромата кофе Злату подташнивало, но она стойко держалась, надеясь на то, что аспирин вот-вот подействует. Вчера вечером она оказалась у подруги дома вместе с чемоданами, и Дина, ни слова не говоря, отступила в сторону, давая ей войти. Ни вопросов, ни каких-либо разговоров не было. Дина знала, что если подруга решит поделиться с ней, она поделится. А нет — значит так нужно.
В общем, что бы там вчера ни было, было ясно одно — Злата накануне сильно перебрала…
— Нет, хочу умереть, — подытожила она ощущения от своего состояния. — Что я вчера вытворяла?
Дина усмехнулась, принимаясь за грейпфрут.
— Да ничего такого, но, кстати, у тебя отличный голос, зря ты его скрываешь.
— Голос? — Злата приоткрыла один глаз, не понимая, шутит Дина или нет.
— Ну, да. Ты вчера с таким чувством пела что-то вроде: «Завтра будет праздник — первый день моей свободы, о, майн Гот! Завтра будут танцы в гордом одиночестве и полный джа-а-а-аз».
— О, Боже! — Злата прикрыла лицо краем одеяла, мечтая провалиться сквозь землю. А потом ей на память пришла сцена, которая произошла у них с Владом, и ей стало ещё хуже, а желание умереть выросло до огромных размеров. Это было мерзко и жутко неприятно. А ещё очень больно, потому что только сейчас, наверное, Злата поняла, что всему пришёл конец… Всему её самообману пришёл конец, но почему же даже сейчас, когда понимала, что это была ложь самой себе, внутри так невыносимо жгло от боли? Это вчера она была такая гордая, и её эмоции были подпитаны алкоголем и лже-смелостью. А сегодня все обстоятельства разговора с мужем предстали перед Златой во всей своей жестокой и пугающей простоте. Это конец. Нужно принять это и смириться, потому что если сейчас что-то делать, если бросаться на колени, умолять, уговаривать… Если сейчас добиться того, чтобы эта агония была продлена, дальше будет только хуже. На смену судорожному, отчаянному, суррогатному и болезненному лже-счастью придёт полный крах. И новая боль, должно быть, гораздо большая, чем та, что у неё имеется сейчас. Потому нужно, во-первых, привыкнуть к тому, что внутри жжёт, во-вторых, попытаться это жжение хоть как-то унять, и, в-третьих, поняв, что унять его невозможно, быть готовой к тому, что дальше будет трудно.
— А я от Влада ушла, — выныривая из своих мыслей и откидывая в сторону одеяло, сообщила Злата Дине.
— И правильно! — Дина подняла вверх ложку, как будто дирижёр, управляющий оркестром. — Завтра будет праздник — первый день моей свободы… — пропела она.
— Не напоминай, — Злата поморщилась, принимаясь за тёплый круассан. — Думаешь, правильно?
— Ну, ты же знаешь, что я всегда поддержу любое твоё решение, — пожала плечами Дина. — Так что можешь рассчитывать на мою помощь.
Злата слабо улыбнулась, давая себе слово как можно раньше найти собственное жильё и не стеснять
— Я в Оби хочу за семенами съездить, поедешь со мной? — Дина поднялась с кровати, забирая с собой кожуру от половинки грейпфрута.
— Уже? Но сейчас только начало декабря, — удивилась Злата.
Впрочем, чему она, собственно говоря, удивлялась? Дина всегда была заядлым цветоводом-любителем, и для неё посадочная пора начиналась ещё зимой, а заканчивалась… тоже зимой.
— Ну, потом мне не совсем удобно будет. Малыш и всё такое, — подмигнула Дина подруге. — Давай в душ и собирайся.
«Вот командирша!» — подумала Злата, удобнее располагаясь на подушках. Ехать никуда не хотелось, потому что до сих пор было тошно, да и вообще плен этой комнаты казался спасительным. Но стоило только двери захлопнуться за Диной, как в мыслях снова замелькала вчерашняя сцена.
«Я тебя ненавижу!» — эти слова всплыли в памяти, срывая с губ мучительный стон. Ведь соврала, хотела сделать больно…
Понимая, что так нельзя, что она сама себя загонит в угол, размышляя о случившемся, Злата осторожно спустила ноги с кровати и решила, что развеяться ей и вправду просто необходимо…
А ты обворуешь себя сам,
Позволив другим разрушить, что есть,
Доверив судьбу не реальности — снам,
Которых так много, что их не счесть.
И только ты в силах обоим помочь,
И только ты в силах нас защитить,
И только ты в силах прогнать эту ночь.
Одна я бессильна. Люблю. Прости.
Жуткое подозрение, что Влад перенёсся на десять лет назад, укреплялось с каждым днём. Ему казалось, что он каждую секунду может снова остаться без Стаси, не потому что подозревал её в чём-то, а потому, что она своим поведением и действиями преподносила ему это ощущение, как на блюде. Сначала он услышал обрывок её разговора, в котором она договаривалась встретиться с кем-то, потом — увидел, как её подвозит к дому какой-то мужчина на дорогой машине. А Влад не мог понять сам себя. То ли злился на происходящее, то ли чувствовал облегчение. То ли ему хотелось расставить все точки над «i» со Стасей, то ли она просто его раздражала…
А быть может, он всегда хотел увидеть, прочувствовать в ней ту самую Станиславу, которая жила в его воспоминаниях? Порой Влад ловил себя на мысли, что он жутко раздражён какой-то мелочью, которую раньше просто не замечал. Он злился на то, что Стася по несколько часов проводит во всякого рода салонах и прочих подобных местах, а следом его охватывало облегчение, как раз от того, что она пропадает там, потому что вдруг осознавал, что не хочет её видеть.
И вот вчера Стася завела разговор о том, что им бы не помешало узаконить свои отношения. Чувство оторопи, которое охватило Влада от этого предложения, трудно было описать словами. Оно очень быстро сменилось гневом за то, что она предлагает ему такое, ведь он был женат на Злате. А ещё ему до боли в сжавшихся челюстях захотелось защищать своё.