Изменить будущее
Шрифт:
– Дела-а-а… – Только и смог сказать "дядя".
– Есть ещё новость… – усмехнулся я.
– Давай уж… Добивай дядюшку.
– Я, скорее всего, стану лётчиком-испытателем в Бритиш Аэроспэйс. Тесть порекомендовал… Говорит, что у меня хорошие задатки пилота.
– Тесть порекомендовал… Ай эм факинг…
Глава двадцать первая
Юрий Иванович с сожалением рассматривал свой кабинет. Его он, конечно, видел не в первый раз. Ведь не один год в системе. Но взгляд с этой стороны стола его не устраивал. Он ощущал себя вроде, как в тылу врага. К такому чувству он привык и знал его. Это и пугало его больше всего. Рефлексы не обманешь. Мозг, судя по всему, реагировал адекватно и именно это тревожило.
Кроме конверта с делом Валенсы в сейфе лежал ещё один конверт, но о нём Юрию Ивановичу совсем не хотелось говорить никому. Слишком он был одновременно и нелеп, и пошл, и страшен своей пошлостью и нелепостью.
Сейф вскрывали в присутствии двух доверенных сотрудников из "Альфы" и Чебрикова. Виктор Михайлович, на вопрос: "Что это?", ответил: "Лежало…". Присутствующие, понятное дело, в конверт не заглядывали, а новый начальник КГБ заглянуть был вынужден, и то, что он увидел и прочитал, его озадачило, возмутило и, потом, испугало.
На самом конверте было написано большими печатными буквами: "НЕ ТЫ ПОЛОЖИЛ, НЕ ТЕБЕ ВЫБРАСЫВАТЬ". В конверте на стандартном листе, имелся текст, выполненный машинописью.
"Ты! Вновь сюда входящий!
Имей ввиду, что ты не одинок.
Едва сюда вступил ты за порог
Не волен ты решать, кто зряч, а кто не зрящий"
В любом другом случае можно было бы посмеяться и порвать, и текст, и конверт, но конверт с текстом лежал в сейфе руководителя Комитета Государственной Безопасности. И лежал, судя по ветхости, давно.
То, что любой большой коллектив может легко переварить нового руководителя Юрий Иванович предполагал. И даже не очень большой, а даже очень маленький. Например, экипаж танка во время войны легко переваривал и выплёвывал заносчивого командира. И не только выплёвывал, но и порой… казнил.
В любом коллективе есть формальный и неформальный лидеры. И может не два, а три или четыре. За лидерство в коллективах идут нешуточные бои. Поэтому новые руководители и приводят с собой "свою команду".
Но даже своя команда, вскоре превращается не в "свою", а в клубок дерущихся волков или змей, в зависимости от темперамента и менталитета.
А у Юрия Ивановича и команды-то не было. Те, кого он готовил, работали далеко и вряд ли были способны влиться в такой коллектив.
"На сколько вливается товарищ?", – Вспомнил Дроздов любимый фильм. – "На полную… пятнадцать".
А на сколько вливался он?
Юрий Иванович снова вздохнул и продолжил изучать папку с названием "Перестройка", вышедшую из недр шестого управления КГБ, отвечающего за экономическую контрразведку и промышленную безопасность.
Дроздов уже пятый раз перечитывал папку и практически выучил её наизусть, но не видел логических разрывов. Не являясь экономистом, он был хорошим аналитиком и понимал, что многие предложения сотрудников отдела Бобкова Филипа Денисовича дельные.
Юрий Иванович и сам видел, что стране нужна смена курса, но не на противоположный, а слегка скорректированный.
И вот, прочитывая папку в пятый раз Дроздов наконец-то ответил себе на мучавший его вопрос: "Если всё в программе "Перестройки" правильно, почему развалился СССР?" Ответил и рассмеялся.
– Он же дурак, – сказал Юрий Иванович вслух. – Просто дурак и болтун. Заставь дурака Богу молиться…
Он вспомнил, как товарищи из ЦК жаловались на болтовню Михаила Сергеевича. Вопросы, которые раньше на Политбюро решались за пять минут, обсуждались часами, когда политбюро вёл Горбачёв.
Ещё он вспомнил, как Горбачев будучи назначенным Андроповым куратором тяжёлой промышленности, стал "пробивать" строительство мощного металлургического предприятия в непосредственной близости от столицы, на "розе ветров", направленных в сторону Москвы.
Говорят, что Гришин тогда сказал: "Абсолютный болван. Пусть даже и не надеется. Только через мой труп".
Юрий Иванович с удивлением понял, что реформы по программе, подготовленной шестым управлением КГБ вполне возможны, но под жесточайшим контролем и правоохранительных органов и, естественно, государственных, а самое главное, под контролем партийных.
И ещё он понял, что аппараты, и комитета, и партии, и профсоюзов подготовлены именно к такой работе. Структуры были отлажены, как часы. Численность соответствовала целям и задачам. Но надо было торопиться. Люди, чёрт побери, смертны, как сказал классик. И смертны внезапно.
Он ещё раз посмотрел на дату первого меморандума. 1982 год. Последнего – 1984.
– "Он просто не успел", – подумал Дроздов про Андропова, – "и жестоко обманулся в своём выборе приемника…
– "А может он не дурак, а хитрый. И в Британии его утвердили… А может, потому и утвердили, что увидели, что этот заболтает любое дело?".
Получалось, что наших игроков банально переиграли.
– На дурака не нужен нож. Ему немного подпоёшь, и делай с ним, что хош… – Сказал Юрий Иванович и нажал кнопку селектора.
– Саша, вызови Бобкова на шестнадцать. И пусть возьмёт с собой аналитиков из шестого управления.
Дроздов откинулся на спинку мягкого кресла, в котором, как он знал, сидел ещё Юрий Владимирович Андропов, и понял ещё одну вещь. С диссидентством пора было кончать. Свою функцию "пугала" для правящей номенклатуры они выполнили и пора было "закручивать гайки". И он сделал несколько дополнительных записей в номерном блокноте.
– Что-то ещё мой хулиган говорил про молодёжную музыкальную культуру…