Изменить нельзя простить
Шрифт:
— Раздевайся.
Ева свела ворот блузки и покачала головой. Слезла со стола и шагнула в другую сторону от меня.
— Когда я сказал раздевайся, значит раздевайся, — надавил я и прошёл к своему креслу. По пути задел аромат цветов. И специально протянул: — Медленно. Чтобы мне понравилось.
Глаза горели огнем. Боже. Девочка меня придушить готова. Как хороша в своей злости. Ну же. Вперёд.
Я протянул ладонь и прошёлся кончиками пальцев по напряжённой спине Евы. Вздрогнула. Сжалась, словно в ожидании удара.
Глупая…
—
Бес, остановись…
Мои ладони легли на хрупкие плечи и слегка сдавили. Опустились к ключицам и коснулись пуговицы между полушарий груди. Блаженство. Тонкий перламутр вылетел из петельки, и ткань натянулась сильнее, подчёркивая стиснутую кружевным бельем грудь.
Ещё одна пуговица.
Судорожный выдох Евы словно срывал тормоза, и я дёрнул блузку из-под юбки. Пуговицы рассыпались по полу прозрачным жемчугом. Грудь Евы рвано вздымалась, а дыхание такое тяжёлое, что в нем легко потерялось неприкрытое желание.
Волосы… Огонь. Я убрал их со спины Евы, чтобы губами прикоснуться к шее. Прикоснуться и укусить.
Ева так сильно дрожала, словно я ее пугал, хотя я просто ее хотел. По-разному. Во всех позах.
От пробегавших перед глазами картинок, как эта рыжая бестия будет стоять передо мной на коленях, я чуть было не сорвался и не дёрнулся развернуть ее к себе, надавил на плечи…
Нет. Не так быстро.
В паху все горело огнём. Яйца просто звенели, но я взял себя в руки и расстегнул ажурный лифчик. Грудь, почувствовав свободу, приподнялась, и Ева прикрыла глаза.
Мне до боли в яйцах хотелось просто опрокинуть рыжую на стол, задрать юбку… Но я наклонился к плечу и провел языком длинную полосу до шеи.
— А теперь, девочка, давай сама. Сними трусики.
Ева распахнула глаза. Обернулась ко мне, испепеляя взглядом.
— Задери юбку и сними трусики… — мой голос вибрировал, звенел в тишине кабинета, и только рваное дыхание Евы звучало ему в унисон.
— Ты… — сдавленно выдохнула Ева.
— Я сказал тебе снять трусики. Вперёд.
Ева вспыхнула вся. А я присел в кресло. Устроился поудобнее, предвкушая концерт, которого меня лишили. Ева дёрнула юбку, попыталась ее расстегнуть, но дрожащие пальцы не позволяли. И я добавил:
— Только трусики, про юбку я ничего не говорил.
Юбка осталась на месте, а Ева резкими рывками наклонилась, стянула ажурный белый треугольник с ног максимально не сексуально и бросила им мне в лицо. Я поймал. Спрятал в карман трусики.
Ева на каблуках, в одной юбке, которая задралась ровно настолько, чтобы прикрыть самое важное, без лифчика и блузки, с распущенными волосами, была ужасно горячей. Я встал и приблизился. Развернул ее за плечи к себе спиной. Надавил на лопатки, заставляя лечь животом на стол. Мимолётное сопротивление, и вот уже Ева прижалась к холодной
Черт.
От одного процесса раздевания готов кончить, но вместо того чтобы коснутся пряжки ремня, я провел ладонью по внутренней стороне бедра Евы и заметил, как она сжимает ноги.
— Шире… — приказал и легонько хлопнул по нежной коже. Ева вздрогнула всем телом, но попыток встать не предприняла.
Моя ладонь скользнула выше. И пальцы прошлись вдоль влажных складок. А девочка тоже хотела. Причём так, что смазка мгновенно обволокла пальцы, и я с удовольствием скользил ими, раскрывая лепестки губ и задевая клитор.
Какая она горячая.
Всего пара прикосновений, и между ног все мокро. Это лучший комплимент для мужчины.
Я задержал пальцы на клиторе, едва шевеля, и расслышал сдавленный стон. Теперь Еве все нравилось. Ладони вцепились в край стола, а губы покраснели так сильно, что нереально было сдержаться и не впиться в них поцелуем.
Я облокотился рукой на стол и слегка наклонился, упираясь в бедро Евы вставшим членом. Рыжая заерзала. Ей нужны были прикосновения. И я снова провёл пальцами вдоль клитора, срывая с губ сдавленный вздох.
— Прошу, прошу… ещё немного… — шептала Ева, делая большие паузы между словами. — Прошу. Сделай ещё раз так.
Я сделал. Задел клитор. Ева сбила со стола пресс-папье, смахнула ладонью папку с бумагами. Все ее тело напряглось настолько, что я не удержался и провёл пальцами ко входу. Ева замерла, сжимая веки. Просто зажмурила глаза. Одно прикосновение. Я проник двумя пальцами в неё, и волна спазмов накатилась внезапно. Ева задыхалась криками, ёрзая. Я остановился, пережидая ее сильную волну оргазма. Ева дрожала. Цеплялась пальцами за край стола.
— Так со мной будет всегда, — медленно произнёс я, готовый к настоящему сексу, а не этому аперитиву.
Ева уперлась ладонями в стол. Привстала. Развернулась ко мне лицом, приблизилась, упершись грудью в меня, и медленно, сбиваясь дыханием, произнесла:
— А с чего ты взял, что мне всегда это нужно? За чем пришла, то я уже получила…
Глава 46
— Кирилл, прекрати, — простонала я, сидя у Бестужева в машине. Пальцы Кирилла были у меня между ног. Трусики так и не вернули, поэтому этот наглый дерзкий мужчина пользовался моей беспомощностью и возбуждением.
Я не собиралась с Кириллом никуда ехать после того, какую показательную «порку» он мне устроил, но впервые на мои протесты не отреагировали, и Кирилл, просто застегнув на мне блузку и дёрнув вниз юбку, вывел из офиса.
А в машине началось…
Кирилл не отрывал взгляда от дороги, но при этом умудрился снова задрать юбку чуть ли не до талии, и проворные пальцы вернулись на место. Движения были такими порочными. Ситуация…
Скажи мне кто-нибудь несколько лет назад, что я буду, сидя в машине, ловить наслаждение от петтинга, никогда бы не поверила, но я это делала.