Изнанка матрешки. Сборник рассказов
Шрифт:
Он знал всё. Подозреваю, даже больше меня, так как у него появилась феноменальная механическая память, а корабельная библиотечная информация, к которой он имел доступ, обширной. Он всё умел, обладал непостижимой реакцией и, по существу, стал полноправным производителем работ вместо меня, несовершенного существа из биоплоти.
А я и не сопротивлялся. Вначале казалось любопытным, потом удобным, после я просто обленился, и отпало желание связываться с обсахарившимся подобием. Оно совершенствовалось, роботы его слушались, работали слаженно и хорошо. Строительство продвигалось.
Всё, в конце концов, в порядке.
Иногда моё подобие ублажало меня стихами собственного производства. Помню некоторые из них. Например, по утрам:
– Зибер-либер, звездолёт ходит задом наперёд. Тра-тата, тра-тата, вот такая красота!
К вечеру серьёзнее:
Было небо от света в складках холодных.
Били в небо прожекторы слёз отраженья.
Истекала Вселенная тьмой неуёмной,
отражалась и вольно вздымалась в груди.
Под настроение совсем закручено:
Матричная стройность мировых галактик.
секционность звёздных построений,
безнадёжность солнечных распадов –
порожденье хаоса и тьмы…
Так и проходило время. Моё подобие следило за мной и роботами. А я любовался скрытыми красотами Зибера, делал многодневные выезды за пределы строительной площадки, наслаждался отдыхом и почти ни о чём не думал.
Так было, пока…
– Зибер! Я – Земля! Принимай смену!
Земля! – захлебнулся я. Дорогая Земля! Я понял!
На смену мне прилетел ещё молодой, энергичный и весьма любознательный человек. Таким, как я был год назад.
Целую неделю он таскал меня по бескрайней площадке строящегося космодрома, лазил по переходам, падал в ямы, улыбался счастливо, пытался командовать роботами, суетился. Ему не терпелось занять моё место.
Всё это время моё подобие бегало за нами, беспокойно заглядывало мне в глаза, не ругалось и не поучало. Словно его подменили. Но я о нём и его будущем старался не думать.
А когда садился в звездолёт, то шепнул своему сменщику:
– Моего горбача демонтируй, и как можно скорее.
Он понимающе кивнул головой, наверно сам уже понимал, что к чему…
Пока до меня могли доходить сигналы маломощного передатчика на Зибере, они приносили с собой проклятия. Роботы там подчинялись только моему подобию, а после его уничтожения, разбежались. Теперь мой сменщик мотался по всей планете, сыпал мне вдогонку нелестные эпитеты, вылавливал беглецов и менял им испорченные мозги.
КАПЛЯ РОСЫ
– Не переживи своего времени! – настаивали его учителя.
Случилось это давным-давно, когда он только учился перевоплощению. Мир расширился перед ним многократно. И он с ребячливой непостоянностью то громоздился суровой в снежной шапке горой, то резвился в сочных травяных лугах молодым бычком, то целомудренно склонялся пышным кустарником над тихими водами безвестных озёр.
С годами резвости поубавилось. Он стал не так суетлив и спокойнее в выборе формы перевоплощения. И теперь мог на многие годы замереть мшистым валуном или дремать в образе могучего дерева.
Правда, иногда его спокойствие и тихое прозябание входило в противоречие с неспокойным и вечно изменчивым миром.
– Как много места он занял! – возмущались повзрослевшие, но подобающе не выросшие берёзки. Волей случая их корни закрепились в тени дуба, привольно раскинувшегося кроной.
И он, воплощение этого, мешающего новой поросли, дерева, кряхтя и негодуя в душе, уступал ей место. А чтобы никому не мешать, становился цветком. Однако его жалили пчёлы, норовили съесть или растоптать животные, на него ненароком наступала нога или срывала рука человека.
Время шло, и он всё чаще стал мешать людям, расплодившимся во всех уголках планеты.
– Этот утёс перегородил путь будущей дороги, – говорили они и набрасывались на него с кирками и лопатами, словно он и вправду был в чём-то повинен.
И тогда он перевоплощался в дорогу, которую они построили, но к адским мукам, испытываемых ею, никак не мог привыкнуть.
Когда он стал плотиной, его смыло половодьем. Будучи галерой, получил пробоину от ростра и затонул. Не повезло даже в обличии какой-то статуи – его вандалы-фанатики разбили с остервенением и криками.
И всегда, во всех воплощениях, он думал. О чём думал? О разном. В каждом образе о своём.
В первоначальной серии перевоплощений – о неиссякаемости своего воображения. Искал продолжения и связок. Из камня, упавшего в воду, переходил в реку, из неё в рыбу, плавающую в глубинах потока, в рыбака, поймавшего рыбу, в торговца рыбой, в покупателя её, в домашних животных покупателя, в навоз, ими производимый, в червя, живущего в нём, в птицу, склюнувшую червя…
Горой он думал о вечности, хищником о жертве, растением о соках земных…
Так продолжалось до тех пор, пока, вдруг, как очнулся, не вспомнил, кто он есть, по сути. А родился он человеком. И все его думы и воспоминания ушли в ту пору, когда он знал только одну форму существования – образ человека. И теперь вся последующая жизнь ему представлялась чередой сумеречных дней и лет без особых, царапающих нервы и память, событий. Лишь вереница псевдокатастроф или неожиданных кончин его бытия в том или ином воплощении.
В день, когда под ним, густым и медвяно пахнущим кустом, уединились молодые люди, полные счастьем и забытой им энергии, он решил бесповоротно вернуться к людям.