Изнанка матрешки. Сборник рассказов
Шрифт:
Но однажды он почувствовал нарастающую тревогу. Тревогу, исходящую от самой планеты, в коре которой он нашёл убежище. Казалось, она раскалилась и стала немилосердно жечь кожу, заполыхала в глазах, заставляла задыхаться. Затем она жутко вздрогнула, разрывая кабели и просеивая грунт сквозь сеть, как через сито. Рвались внешние и внутренние связи. Он сопротивлялся, восстанавливался, но его, похоже, окружила озверевшая толпа недругов и била и топтала его…
Сильное землетрясение поразило и изменило округу. Вода из залива ушла, обнажив взрытое заиленное пространство и линии сети. Теперь Денис по ночам видел звёзды.
Звёзды!.. Он смотрел на них, забывая о себе. Вот они, протяни руку или потянись сам, всем телом. Там, между звёзд ему не будут угрожать ни люди, ни планета…
Под Новый год, когда города украсились иллюминацией, световыми гирляндами и Рождественскими ёлками, весь юго-запад страны внезапно погрузился в темноту. Крутились турбины гидроэлектростанций, отдавали энергию атомы, во-всю дымились ТЭС, но вся вырабатываемая энергия уходила в неизвестность…
Мало кто видел, но все по вздрогнувшей земле почувствовали, как среди ночи бывшее дно залива взорвалось, выстрелив в зенит громадный в несколько километров в диаметре перепутанный кабельный ком – Денис рванулся к звёздам.
От Земли за кабельным клубком как пуповина потянулись нити электрического кабеля. А клубок, подкинутый страшной силой сконцентрированной энергии, мчался уже в безвоздушном пространстве, на ходу распутываясь. Пуповина оборвалась. Часть её с грохотом низринулась вниз.
И вот уже длинная плеть протянулась от Земли до орбиты Луны… Венеры… Юпитера…
Денис уже не чувствовал, не видел, не слышал.
Он мчался к звёздам.
А там… Там он опять превратиться в сеть…
СОПРИКОСНОВЕНИЕ
«Мы никогда не бываем более далеки
от желаний, чем тогда, когда воображаем,
что владеем желаемым»
В. Гёте
Первое, что вспоминали о себе нейтралы – это своё имя. И Михаилу Кострову не пришлось даже напрягать память. Невер… Так его звали в новом превращении.
Невер проснулся среди ночи с неприятным чувством раздвоенности. Два сознания ещё не восприняли друг друга, и, более мощный, внесённый извне, пока что не стал преобладающим, чтобы подчинить и управлять местным. Правда, Невер знал, пройдут два-три дня, и ему удастся освоиться, но первые часы после совмещения: незнание самого себя, неизвестность обстановки и место в ней, непривычные условия жизни и многое другое. Оттого нейтралы, прекрасно понимая издержки своей профессии, всё-таки не любили и даже порой побаивались первоначальную стадию совмещения.
Невер открыл глаза. Было тихо. Тошнотворный запах стойко заполнял незнакомое помещение. Невер не хотел называть его квартирой, или шалашом, или пещерой, поскольку ещё не осознал ни названия, ни настоящего назначения, ни самого вида этого помещения. Мало ли где случилась фиксация, так как своего двойника он мог застать везде, где угодно.
Вдали, словно у самого горизонта, а, может быть, и на расстоянии вытянутой руки, трепетал слабый лепесток огня, освещавший скудным красноватым светом загадочную картинку, похожую на жутковатое видение во сне – перевитые тени, выпуклые зрачки неведомых существ или просто выступов на стене, а по сторонам, углом уходящие вверх не то столбы, не то ноги великана, не то… мало ли что померещиться в незнакомом месте со сна. Всё это было обман зрения и мираж.
– Ну и вонище! – простонал Невер и закрыл глаза, чтобы не заставлять себя сразу думать и сразу разобраться в новой обстановке.
Торопиться не следовало. Будет утро, а потом неделя, а, если ничего не случиться непредвиденного, то и месяц на узнавание, привыкание, понимание и осмысление превращённого мира.
Мучаясь от зловония, он всё таки успокоился, мысли потекли не здешние, а те, что занимали его вчера – поездка перед превращением к матери, телефонные звонки…чьи-то знакомые и незнакомые лица поплыли перед его мысленным взором. Он опять засыпал, неудобно распластавшись на твёрдокаменно подпиравшем бока ложе. Вчера, когда он укладывался спать в испытательном блоке института, оно выглядело удобной кроватью, а теперь представляло нечто широкое, ворсистое, с одуряющим кислым запахом.
Внезапное воспоминание заставило дёрнуться его всем телом и подбросило с ложа. Он сел и понял, почему проснулся.
«Как же это я?» – задал он себе укоризненный вопрос и вслух произнёс непонятную ещё для себя фразу:
– Мне же сегодня нести флегу!
«Что бы это означало – нести флегу?» – подумал он, лихорадочно отыскивая в памяти значение такого сочетания слов.
В памяти скопилось как будто многое, но флега где-то там затерялась. Тем не менее, повинуясь какому-то импульсу, Невер засуетился, удовлетворённо засопел, ощутил своё тяжёлое сильное тело и скинул ноги с ложа вниз. Машинальным движением убрал с лица в стороны, за уши, космы жестковатых волос, давно, по-видимому, не чёсаных…
И этого не любили нейтралы: грязи, вони, антисанитарии…
Ноги легко вошли в тяжёлые, удобно растоптанные, сапоги с высокими, под колено, голенищами. Притоптывая о пол каблуками, он, по сути, бессознательно нацепил на себя широкий пояс с подвешенными к нему ремешками, сумочками и кошельками, и увесистый не по размеру кинжал в ножнах с затейливым эфесом как раз по его руке.
– Чинко! – крикнул он по-хозяйски, и не успел удивиться, как на его призыв из темноты выпрыгнуло нескладное, тощее, заросшее волосами существо.
– Я здесь, элен! – послышался пискливый голосок, и Невер рассмотрел, несколько опешив, маленького, одетого в отрепья, мальчишку.
– Я на флегу.
– О-о, элен! Поздравляю!
«Знать бы, с чем он меня поздравляет», – подумалось Неверу, но помимо воли он тут же проникся какой-то глуповато-торжественной гордостью.
– Ну, ты… – выдохнул он важно из могучей груди. – Всё… э-э… что надо для этого. И… – не удержался и спросил: – чем это у нас так воняет?
Чинко в полутьме шмыгнул носом, сверкнул звероватыми глазами.
– Ничем, элен.
« Разумеется, ничем. Бедный ребёнок привык, поди, и уже ничего не чувствует», – с жалостью подумал Невер, – а я ему глупые вопросы задаю. И потом… Отчего это я такой гордый?»
Он занялся спешным самоанализом, выясняя, от кого исходит гордость – от Невера или от Кострова.
«Если от Невера, то ясно чем я горд – званием или титулом элен. Мне, наверное, приятно обращение даже слуги-мальчишки. А, может быть, я горд оттого, что должен нести флегу?.. Будь она неладная, что же это такое – флега? Не Чинко же спрашивать, куда я иду… А если от Кострова, то чем мне гордиться? Ничем!.. Ладно, поживём, разберёмся».