Чтение онлайн

на главную

Жанры

Изобретение прав человека: история
Шрифт:

У нас все жалуются, что романы мутят головы, и я этому охотно верю. Читателям они постоянно рисуют мнимые прелести чужого положения и тем самым побуждают, презирая собственное, воображать себя в том положении, которое им так расхваливают. Желая быть не тем, кто он есть, человек может уверить себя, что он совсем иной, и вот так люди сходят с ума.

Тем не менее Руссо по-прежнему предлагает роман вниманию читателя. Более того, он бросает полный пренебрежения вызов. Если найдется желающий осудить его за то, что он его выпустил, говорит Руссо, «пускай, если ему удобно, трубит об этом на весь мир, но мне ничего не говорит: чувствую, что я не способен с уважением относиться к подобному человеку». Книга может возмутить практически любого, не без удовольствия признает Руссо, но, по крайней мере, она никого не оставит равнодушным. Руссо вполне ожидал от своих читателей бурной реакции [44] .

44

Rousseau J.J. Julie, or The New Heloise. Transl. Philip Stewart and Jean Vache, vol. 6 of Roger D. Masters and Christopher Kelly, eds. The Collected Writings of Rousseau. Hanover, NH: University Press of New England, 1997. P. 3

и 15. Цит. по: Руссо Ж.Ж. Юлия, или Новая Элоиза. М.: Художественная литература, 1968. С. 25, 730 и 26.

Пока Ричардсон и Руссо переживали по поводу собственной репутации, некоторые критики стали отзываться о жанре романа и его воздействии на аудиторию более благожелательно. Защищая Ричардсона, Сара Филдинг и фон Галлер обратили внимание на эмпатию или сострадание, которые пробуждала «Кларисса». Согласно этой новой точке зрения, романы заставляли читателя относиться к окружающим с большей симпатией, а не замыкаться на собственных мыслях и чувствах и, следовательно, совершенствовали нравственный облик человека. Одним из наиболее ярых защитников романа был Дидро, автор статьи о естественном праве в «Энциклопедии», сам написавший несколько романов. После смерти Ричардсона в 1761 году Дидро выпустил статью, где сравнивал покойного с величайшими писателями древности – Моисеем, Гомером, Еврипидом и Софоклом. Также Дидро подробно останавливался на погружении читателя в мир романного повествования: «О Ричардсон! в твоих произведениях поневоле принимаешь участие, вмешиваешься в разговор, одобряешь, порицаешь, восхищаешься, приходишь в бешенство, негодуешь. Сколько раз я ловил себя на том, что уподоблялся детям, которые, попав впервые в театр, кричат: „Не верьте, он вас обманывает… Если вы туда пойдете, вы пропали“». Повествование Ричардсона, по признанию Дидро, делает читателя участником событий и, более того, переносит его в «мир, где мы живем», а не в далекие страны, фантастические места или сказки. «Действующие лица его обладают всей возможной реальностью… страсти, им описываемые, – такие же, как и у меня» [45] .

45

Eloge de Richardson // Journal entranger. № 8. 1762. Geneva: Saltkine Reprints, 1968. P. 7–16, цитаты на р. 8–9. Цит. по: Дидро Д. Похвальное слово Ричардсону // Эстетика и литературная критика. М.: Художественная литература, 1980. С. 300. Более подробный анализ этого текста см.: Chartier R. Richardson, Diderot et la lectrice impatiente // Modern Language Notes. 1999. Vol. 114. № 4. P. 647–666. Неизвестно, когда Дидро впервые прочел Ричардсона; упоминания о нем в письмах Дидро начинают появляться в 1758 году. Гримм упоминает о Ричардсоне в своих письмах уже в 1753 году. См.: Siegel J. S. Diderot and Richardson: Manuscripts, Missives, and Mysteries // Diderot Studies. 1975. № 18. P. 145–167.

Дидро не использует термины «отождествление» или «эмпатия», тем не менее убедительно и наглядно описывает суть этих процессов. Вы узнаете себя в его героях, подтверждает он, воображение переносит вас в самую гущу событий, вы испытываете те же чувства, что и его герои. То есть вы учитесь сопереживать другому, не имеющему с вами ничего общего человеку, с которым вы никогда не сможете оказаться рядом (как, например, с членом семьи), но которому уподобляетесь в воображении, – на этом приеме и основано отождествление. Таким образом становится понятно, почему Панкук написал Руссо: «Я пропустил через сердце чистые чувства Юлии».

Эмпатия зависит от отождествления. Дидро видит, что используемый Ричардсоном повествовательный прием неотвратимо вовлекает его в этот процесс. Перед нами открывается сокровищница доселе неизведанных чувств: «За несколько часов я успевал побывать в таком количестве положений, какого, пожалуй, не успеешь пережить за самую долгую жизнь. …Чувствовал, что приобрел опыт». Дидро настолько сильно отождествляет себя с происходящим в романе, что, дочитав его до конца, чувствует себя покинутым: «…такое ощущение, какое бывает у людей, долгое время проживших вместе душа в душу, которым приходит пора расстаться. И в конце концов мне вдруг показалось, что я остался совсем один» [46] .

46

Eloge de Richardson // Journal entranger. № 8. 1762. Geneva: Saltkine Reprints, 1968. P. 8, 9. Цит. по: Дидро Д. Похвальное слово Ричардсону // Эстетика и литературная критика. М.: Художественная литература, 1980. С. 301, 302.

Дидро одновременно растворяется в действии и вновь обретает себя в чтении. Он сильнее, чем прежде, ощущает собственную обособленность, – сейчас он чувствует себя одиноко, – но в то же время теперь он сильнее ощущает, что и у других тоже есть внутреннее «я». Другими словами, у него имеется то, что он сам назвал «внутренним чувством», необходимым для прав человека. Более того, Дидро понимает, что роман воздействует на бессознательное читателя: «человек начинает чувствовать бурное влечение к добру, дотоле ему неведомое. При виде несправедливости он испытывает возмущение, ему самому непонятное». Роман повлиял на него благодаря вовлечению в повествование, а не откровенному морализаторству [47] .

47

Ibid. P. 9. Там же. С. 301.

Наиболее серьезному философскому осмыслению чтение художественной литературы подверглось в труде Генри Хоума (лорда Кеймса) «Основания критики» (1762). Здесь шотландский правовед и философ не рассматривал романы как таковые, а утверждал, что все художественные произведения создают своего рода «иллюзию присутствия» или «грезу наяву», в которых читатель представляет, как он переносится в гущу изображаемых событий. «Иллюзия присутствия» у Кеймса подобна гипнотическому состоянию. Читатель погружается «в некую грезу» и, «позабыв, что он читает, он видит каждое событие так, словно является его очевидцем». Для Кеймса важно, что подобная трансформация воспитывает нравственность. Благодаря «иллюзии присутствия» читателю открываются чувства, укрепляющие общественные связи. Она отвлекает людей от своих личных интересов и побуждает «к совершению поступков великодушных и благодетельных». «Иллюзия присутствия» – еще одно обозначение того, что Аарон Хилл назвал «магией страсти и смысла» [48] .

48

Home H., Lord Kames. Elements of Criticism. 3rd ed., 2 vols. Edinburgh: A. Kincaid & J. Bell, 1765. Vol. I. P. 80, 82, 85, 92. Цит. по: Хоум Г. Основания критики. М.: Искусство, 1977. Т. 1. Ч. 1. С. 94, 96, 99. См. также: Phillips M. S. Society and Sentiment: Genres of historical Writing in Britain, 1740–1820. Princeton: Princeton University Press, 2000. P. 109–110.

Очевидно, Томас Джефферсон придерживался той же точки зрения. Когда Роберт Скипвит, женившийся на сводной сестре супруги Джефферсона, в 1771 году написал будущему президенту с просьбой порекомендовать книги для составления домашней библиотеки, тот предложил большое число классических произведений, как античных, так и современных авторов, а также трудов в области политики, религии, естественных и точных наук, философии и истории. Список, в котором присутствовали и «Основания критики» лорда Кеймса, Джефферсон начал тем не менее с поэтических произведений, пьес и романов, в том числе Лоренса Стерна, Генри Филдинга, Жана Франсуа Мармонтеля, Оливера Голдсмита, Ричардсона и Руссо. В письме, прилагавшемся к списку, Джефферсон красноречиво говорит о «развлекательной художественной литературе». Подобно Кеймсу, он настаивает на том, что в художественном произведении могут быть запечатлены как идеалы добродетели, так и ее воплощение. Упоминая произведения Шекспира, Мармонтеля и Стерна, Джефферсон объясняет, что при чтении этих книг мы испытываем «сильное желание совершать щедрые и благодетельные поступки», а безнравственные и неблаговидные поступки, напротив, вызывают у нас отвращение. Джефферсон считал, что художественная литература подталкивает нас к моральному подражанию еще сильнее, чем книги по истории [49] .

49

Julian P. Boyd (Ed.) The Papers of Thomas Jefferson, 30 vols. Princeton: Princeton University Press, 1950–. Vol. 1. P. 76–81.

В конечном счете в этом столкновении взглядов на роман под угрозой оказалось не что иное, как восприятие обычной мирской жизни в качестве фундамента нравственности. По мнению противников романов, сочувствие их героиням поощряло худшее в человеке (преступные желания и чрезмерный эгоизм) и явно свидетельствовало об окончательном упадке светского общества. Приверженцам новой идеи эмпатической морализации подобное отождествление, напротив, служило доказательством того, что пробуждение страсти могло помочь преобразовать внутреннюю природу личности и породить более добродетельное общество. Они верили, что сама человеческая природа является основанием социальной и политической власти [50] .

50

Жан Старобинский показывает, что этот спор о влиянии отождествления применим в том числе и к театру. Однако, по его утверждению, анализ Дидро творчества Ричардсона является важным переломным моментом в развитии нового подхода к отождествлению. См.: Starobinski J. «Se mettre a la place»: la mutation de la critique de l’age classique a Diderot // Cashiers Vilfredo Pareto. 1976. № 14. P. 364–378.

Таким образом, магическое действие романа оказалось чревато серьезными последствиями. Хотя сторонники романа не заявляли об этом во всеуслышание, тем не менее они понимали, что такие писатели, как Ричардсон и Руссо, по сути дела погружали читателя в повседневную жизнь, отчасти подменяя ею религиозный опыт. Читатели учились понимать глубину и полноту чувств обычного человека и способность себе подобных самостоятельно создавать свой собственный духовный мир. Из этого умения и произросли права человека. Они могли появиться, только когда люди научились думать о других как о равных себе, как о себе подобных. Они научились этому равенству, по крайней мере, отчасти благодаря отождествлению с обычными персонажами романов, которые, хотя и были вымышленными, казались поразительно реальными и знакомыми [51] .

51

Об этом прежде всего см.: McKeon M. The Origins of the English Novel, 1600–1740. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1987. P. 128.

Странная судьба женщин

В трех рассматриваемых здесь романах в фокусе психологического отождествления оказывается молодая женщина – героиня романа, созданная писателем-мужчиной. Разумеется, не было редкостью и отождествление с героями мужского пола. К примеру, Джефферсон жадно следил за приключениями главного героя романа «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» Лоренса Стерна (1759–1956), равно как и за альтер эго писателя, Йориком, в «Сентиментальном путешествии» (1768). У писательниц-женщин тоже были свои почитатели как среди мужчин, так и среди женщин. Лидер жирондистов и деятель Французской революции Жак-Пьер Бриссо постоянно цитировал «Юлию» Руссо, его любимым английским романом была «Цецилия, или Воспоминания наследницы» (1782) Фанни Берни. Пример Берни служит подтверждением тому, что женщины в романах занимали почетное место: три ее романа были названы в честь главных героинь [52] .

52

Burstein A. The Inner Jefferson: Portrait of a Grieving Optimist. Charlottesville, VA: University of Virginia Press, 1995. P. 54. Brissot de Warville J. P. Memoires (1754–1793): publies avec etude critique et notes par Cl. Perroud. Paris: Picard, n. d. Vol. 1. P. 354–355.

Поделиться:
Популярные книги

Отмороженный 3.0

Гарцевич Евгений Александрович
3. Отмороженный
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
5.00
рейтинг книги
Отмороженный 3.0

Магнатъ

Кулаков Алексей Иванович
4. Александр Агренев
Приключения:
исторические приключения
8.83
рейтинг книги
Магнатъ

Лорд Системы 13

Токсик Саша
13. Лорд Системы
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Лорд Системы 13

Магия чистых душ 2

Шах Ольга
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.56
рейтинг книги
Магия чистых душ 2

Романов. Том 1 и Том 2

Кощеев Владимир
1. Романов
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
альтернативная история
5.25
рейтинг книги
Романов. Том 1 и Том 2

Последняя жена Синей Бороды

Зика Натаэль
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Последняя жена Синей Бороды

Мимик нового Мира 8

Северный Лис
7. Мимик!
Фантастика:
юмористическая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Мимик нового Мира 8

Приручитель женщин-монстров. Том 3

Дорничев Дмитрий
3. Покемоны? Какие покемоны?
Фантастика:
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Приручитель женщин-монстров. Том 3

Возвышение Меркурия. Книга 13

Кронос Александр
13. Меркурий
Фантастика:
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия. Книга 13

Чиновникъ Особых поручений

Кулаков Алексей Иванович
6. Александр Агренев
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Чиновникъ Особых поручений

Охота на попаданку. Бракованная жена

Герр Ольга
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.60
рейтинг книги
Охота на попаданку. Бракованная жена

Жена на четверых

Кожина Ксения
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
эро литература
5.60
рейтинг книги
Жена на четверых

Я все еще не князь. Книга XV

Дрейк Сириус
15. Дорогой барон!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я все еще не князь. Книга XV

Звезда сомнительного счастья

Шах Ольга
Фантастика:
фэнтези
6.00
рейтинг книги
Звезда сомнительного счастья