Изобретение зла
Шрифт:
Стрела вонзилась рядом с головой Черного. Наконечник пробил доску и вышел примерно на два пальца. Наконечник был тупым и закругленным - стрела имела слишком большую ударную силу и не нуждалась в острие.
Отличная вещь.
Директор госпиталя, одетый в поношенный спортивный костюм, отложил ружье и лег спиною на тренажер. Этот господин занимал спортзал каждый вечер. Он занимался на тренажерах, бегал по кругу, стрелял из своего ружья и, после всего, шел в душ. Зато всем остальным смертным вход в зал был запрещен.
Директор слегка растряс свой жир и удалился в душ. Черный отодвинул фанерку и проник в зал. Зал был наполовину загроможден разным полезным для здоровья оборудованием. Оборудование никогда не использовалось. Кое-что стояло в ящиках, нераспакованным. Черный, не скрываясь прошел по залу, распотрошил портфель директора и переложил сто пятьдесят миллиардов в свой карман. Потом положил ружье в чехол и скрылся в дыру. Дыру он предусмотрительно задвинул фанеркой.
Ружье спрятал в старом здании. Теперь можно действовать. Первым станет Белый.
Он вырвал страницу из тетради и написал красивым женским почерком:
Приходи сегодня в десять в старое крыло. Я устала
ждать. Я больше не могу без тебя.
А.
Этот болван обязательно придет. У него ведь убеждения. Плохо делать нельзя, любовь священна, мужчина должен быть рыцарем и все такое. Одним рыцарем сегодня станет меньше.
Записку он сунул Белому в карман пижамы.
В этот вечер персонал переполошился: бегали по палатам и искали, а что искали?
– Что им надо?
– спросил Красный.
– Так они тебе и скажут. Может, лекарства пропали.
– А какая разница?
– Они же их на рынке продают. Кто же захочет деньги терять.
Черного даже вызывали к Лариске и задавали много тупых вопросов. Милиционер записывал ответы. Оба считали, что делают, что-то умное. Как бы ни так, я вас всех насквозь вижу.
– Может быть, ты слышал, как кто-нибудь плохо отзывался о господине директоре?
– Может и слышал, - ответил Черный, - не помню.
– Может быть, я щас сломаю тебе переносицу, - сказал милиционер, - а может и не сломаю.
– Я слышал. Но не скажу.
– Скажешь.
– Это нечестно.
– Но подумай, - вмешалась Лариска, - ведь ты только выполняешь свой долг.
– Я подумаю, - сказал Черный, - я вам завтра скажу.
– Сейчас!
– Сейчас не могу. Это же предательство. Я не могу так быстро решиться на предательство.
Его отпустили и продолжили спрашивать других. Часам к восьми волнение улеглось и лишние люди разошлись по домам. Остались лишь два милиционера на входе. В половине девятого Черный был в старом крыле.
Он достал ружье из-под батареи и прицелился в темноту. Тяжеловато, но удобный приклад. Говорят, что у старых моделей была отдача и они сильно били в плечо. Не знаю,
Ему показалось, что пол коридора спускается вниз. Странно, ведь я уже был здесь дважды, - подумал он и пошел в темноту. Окна становились все уже и темнее.
Вскоре окна превратились в такие узкие щели, куда не смог бы протиснуться взрослый человек. Наклон пола стал более ощутим.
Нормально, - думал он, - игра, продолжается игра. Они готовят сцену. Чем страшнее, тем лучше. Не удивлюсь, если здесь появится ещё и раздиратель.
При этой мысли ему стало страшно. Хотя турбострела пробьет любого раздирателя, пусть только сунется.
Стало совсем темно. Окна превратились в щелки и исчезли. Черный чиркнул спичкой и продолжал идти в темноту. Пол опускался так круто, что впору скатиться. Черный стал придерживаться за стену. Он зажигал спичку и всматривался в темноту. Если там будет нечто, я увижу блеск его глаз.
Спичка догорала и он шел, пока не становилось слишком страшно. Коридор не может быть таким длинным, я прошел уже километра два, - подумал он, или три?
Здесь достаточно темно и далеко от людей. Никто не услышит выстрел и никто не поможет. Подожду его здесь.
56
Арнольд Августович прописал анастадин, сделал все необходимые распоряжения и проследил, чтобы распоряжения выполнялись. Кое-кто не согласился с диагнозом, но Арнольд Августович подавил несогласных своим авторитетом. Он все-таки был областным психиатром, а значит, подписывал каждому медику заключение о профпригодности. Профкомисся назначалась каждую весну. Никто не хотел потерять работу.
Первые порции лекарства уже налиты в мензурки. Завтра вместо чая дадут кофе. Чай уже всем надоел, а кофе выпьет каждый. Стаканы будут налиты до краев - и в каждом будет порция анастадина. После первого приема пациенты превратятся в ходячие растения и тогда мы посмотрим, захотят ли они воевать. А с трепанацией я, конечно, перегнул.
В этот вечер в госпитале было полно милиционеров, которые держались нагло, но легко осаживались, чувствуя чужую власть. Арнольду Августовичу тоже задавали вопросы. Вопросы были столь наивны, что даже раздражали. Его, лучшего профессионального знатока человеческих душ, пробовали поймать примитивными солдафонскими штучками. Впрочем, каждый работает как умеет.
– Ограбили директора?
– спросил он.
– Откуда вы знаете?
– поинтересовался лейтенант.
– Вы мне рассказали.
– Я не говорил. Хотите прослушать запись?
– Вы слишком явно на это намекали.
– Не припомню.
– Значит, память плоха. Я, к вашему сведению, читал курс криминальной психиатрии в вашей академии. Вам бы я поставил двойку.
Лейтенат извинился.
За всеми этими безобразиями он почти забыл о Велле. Оставалась лишь постоянная боль, как синяк на душе.