Изобретение зла
Шрифт:
– Вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что тогда игра потеряет всякий интерес и Манус со всей своей компанией начнут играть во что-нибудь другое. Если нужно, мы даже пойдем на трепанацию. Я соглашусь.
– Я не соглашусь, - сказал Кощеев.
– Вас никто не спрашивает.
– Я сумею вам помешать. Вы не изуродуете детей.
– Ну допустим, я их изуродую. Зато они останутся живы.
– Они останутся психическими инвалидами. Может быть, для них лучше умереть.
– Слушайте, бросайте вашу философию! Я только что угробил женщину, которую любил сорок лет. Я не остановлюсь на средине пути.
– Это ваши проблемы, дети не при чем.
– Уйдите.
– А вам не приходило в голову, - спросил Кощеев, - что
Машины? Слишком просто и быстро у вас получился фокус со свинцовым ковром. А теперь вы собираетесь продолбить черепа невинным детям. А если вы их убьете? В этой игре вы играете против человека.
– Уйди.
– Нет.
– Уйди, я подумаю.
Он остался один. Он включил две настольные лампы и одну лампочку без абажура, вкрутил шесть лампочек в люстру - а обычно вкручивали только одну, для экономии. Отодвинул тяжелую штору и стал у окна. Черный силуэт на ярком фоне.
Прекрасная мишень для ночного стрелка. Одна зеленая вспышка и тебя нет. И решены все проблемы. Он смотрел как движутся звезды над домами и замечал гармонию в их движении. Гармония сфер, замеченая ещё Платоном. Какая разница кем и как все это создано? Почему никто не стреляет в меня? Небо над домами начало светлеть. В эту ночь зеленых лучей было на удивление мало. В эту ночь ни один из лучей не прошел по окнам госпиталя.
54
Слепое черное существо карабкалось вверх по шахте. Оно зародилось из мрака, из пустоты, из черных мертвых глубин. Подьем был тяжел. Слепое существо отдыхало на каждой горизонтальной площадке. Отдыхало и снова начинало карабкаться вверх.
Иногда оно открывало пасть и пыталось издавать звуки, но пасть оставалось немой.
Оно имело шесть лап с когтями и бугристую лягушачью кожу. По мере подъема оно изменялось.
На тридцатом подземном этаже его голова вырастила два ответвления и научилась слышать. Существо удивилось, остановилось и прислушалось. Глубины земли жили. Бесчисленные невидимые нити Машины пересекались, сплетались, связывались в сети и свивались в клубки. Каждая нить перебрасывала океаны информации. Существо слышало это движение, но не понимало. Оно не было разумно.
На двадцать седьмом подземном этаже когти его передних лап превратились в пальцы. Существо провело пальцами по стенам и ощутило шероховатость необработанного камня. Чувство было приятным. Оно обползло все свободное пространство и ощупало стены и пол. Оно оставляло слизистый след за собой - оно ещё не вполне сформировалось.
На двадцать пятом подземном исчезли жабры. До сих пор существо имело наружные жабры, которые мешали ползти и болели, если забивались пылью. Сейчас эти неудобные нити отпали и существо вдохнуло воздух горлом. Оно ощутило запах и признало запах родным. Пахло глубокой шахтой. Уже здесь, на двадцать пятом подземном, оно уловило далекие звуки жизни на поверхности. Так мертвое дерево улавливает приближение весны и его соки начинают двигаться быстрее. Существо стало чаще дышать и его грудная клетка расширилась. Плечи раздвинулись, когти задних лап удлинились.
На двадцатом оно впервые услышало собственных голос. Голос не был громовым рыком, не был он и шипением змеи. Голос напоминал простуженный шепот. Оно издавало звуки и прислушивалось к ним - так гугукает младенец.
На десятом оно потеряло лишнюю пару лап и голая кожа перестала выделять слизь. Его задние лапы стали походить на человеческие ноги. Оно даже попробовало подняться во весь рост, но сумело только встать на колени.
Вместе с ним менялись и этажи. Зародившись как бесформенные полости земли, подземные этажи разрастались в горизонтальных плоскостях. Появлялись коридоры, лестницы, залы, комнаты, подсобки. В залах вырастали трибуны и ряды стульев, в комнатах - другая полезная мебель, в подсобках формировался всякий хлам. Вначале все это было одноцветным и грубым, как будто вырезанным из пластов земли, но постепенно поверхности выравнивались, приобретали цвет блеск и фактуру, покрывались пылью.
Существо отдыхало, лежа под столом в столовском блоке восьмого подземного этажа. Оно ещё не было готово продолжить подъем.
55
Следующей жертвой он выбрал Белого. Он не знал, что уже убил однажды и помнил лишь о своем неудачном покушенни на Пестрого. Пестрый все знает, но молчит. Продолжает шутить. С этим шутом придется потом повозиться. Этот останется одним из последних. Он будет проблемой, но сейчас я не могу убрать его.
Черный без труда смог бы устранить шесть человек из десяти, но не делал это по двум причинам. Во-первых, противно убивать беззащитного, да и вообще любого.
Во-вторых, вокруг существовали санитары, врачи, родственники, охранники, а за стенами госпиталя имелась милиция и спецгруппы. А за убийство по головке не погладят. Люди злы, но люди пока думают, что сами собой управляют, своими собственными законами. Настоящая вакханалия начнется на втором уровне - вот тогда придется работать не покладая рук.
А сейчас Черный готовил оружие. В тайнике под паркетиной уже лежали четрые скальпеля и две пары щипцов непонятного предназначения, но устрашающего вида.
Все это ему удалось украсть: один раз он оторвал замок на двери подсобки; второй раз сестры заговорились перед тем, как стерилизовать инструменты. Теперь требовался баллончик с газом, а ещё лучше - настоящий лучевик. И то, и другое есть у охранника на входе, но просто так он тебе не отдаст. Было ещё и реактивное турборужье, которым баловался директор госпиталя. Ружье было спортивным и охотничьим одновременно. Такие Черный видел в фильмах. Отличная модель и удобная в обращении.
О ружье он узнал совершенно случайно, когда сам чуть было не угодил под стрелу. Он как раз полз по лесенке за стенкой гимнатического зала, разведывая новые пути и подготавлявая себя к сражению, когда в доску у самой его головы вонзилось что-то тяжелое. Докса была толстой и некрашенной. Черный осторожно повернул голову и увидел реактивную турбострелу. А потом услышал шаги человека, идущего за стрелой.
Турборужье было довольно сложной, но распространненной системой пережитком эпохи больших войн. Стрела, длиной около полуметра и весом почти три килограмма имела внутри турбину и летела как маленький сверхзвуковой самолет.
Она могла пролетать любые расстояния и поражать любые цели. Боевые стрелы, существовавшие в древности, несли на себе всякие убийственные боеголовки, умели самостоятельно находить цель, умели даже лежать и ждать в засаде. Такие стрелы стаями охотились на быстроходные воздушные машины. Они были просто кошмаром древних боевых пилотов. Но с тех пор, когда оружие начали уничтожать, прошло слишком много времени. Уже не осталось ни быстроходных летающих машин, ни боевых пилотов, ни стрел, способных охотиться стаями. Осталось только ружье с турбострелой - для охоты или для развлечения.