Изумрудное лето
Шрифт:
– Ну, коли так… – согласился гость.
– Хочу послать в Калугу за Клебеком… – признался Селиванов.
– Карлом Фридриховичем? – уточнил Муравин. Селиванов кивнул. – Знаю, знаю, контора у него юридическая – в центре города. Говорят, этот юрист честен и надёжен…
– Да, да… Так и есть, – подтвердил Селиванов. – Он немецких кровей, а я этих тевтонцев уважаю… Вот и хочу Клебека назначить своим душеприказчиком.
Немецкий баронский род Клебек происходил корнями из Вестфалии, откуда Курт Клебек лет четыреста назад переселился в Прибалтику. После чего род Клебек значился в дворянских матрикулах [4] Курляндии и Лифляндии. И даже в Калужской губернии он пустил свои корни. Карл Фридрихович был одним из многочисленных отпрысков этого некогда знатного рода. Баронского титула он, увы, не имел, а слыл отменным и честнейшим юристом, чем и прославился на всю губернию.
4
Матрикул (лат. matricula – список) – особые привилегированные списки, составленные в середине XVIII века, в которые были внесены дворянские фамилии Лифляндии, Курляндии, Эстляндии (территория современной Прибалтики).
В последние годы господин Селиванов несколько раз обращался к Клебеку и оценил его старания по заслугам. Поэтому с выбором душеприказчика он не на мгновение не сомневался. Клебек – именно тот человек, который ему нужен. Он сделает всё, как должно и не станет задавать лишних вопросов.
– И к тебе, Пётр Петрович, у меня будет весьма необычная просьба… – уже более уверенно произнёс Селиванов.
Заинтригованный гость невольно подался вперёд.
– Всё, что в моих силах, любезный друг… – заверил он.
– Я знал, что на вас можно положиться…
На следующий день, ближе к полудню, в усадьбу прибыл Карл Клебек. Горничная предложила ему напиться чаю с дороги, но тот отказался, несмотря на то, что путь от Калуги до Селиваново был отнюдь не близким.
Клебек был человеком строгим при выполнении формальностей и отличался преувеличенной приверженностью к определённым порядкам, словом, слыл в калужском обществе педантом. И прекрасно знал, что в подобных делах, когда дело касается завещания, медлить нельзя. Ибо доверитель может отдать богу душу в любой момент.
Он отложил все дела в Калуге и отправился в Селиваново по первому же зову своего доверителя.
И как оказалось: поспешил Клебек вовремя, потому как его доверителю становилось час от часу всё хуже и хуже.
Карл Фридрихович был человеком хладнокровным, для которого дело превыше всего, а все эмоции и переживания – вне службы. Он незамедлительно проследовал в спальню хозяина. Рядом с ним находился доктор.
Казалось, что Лев Дмитриевич находится в забытьи…
– Как он?.. – участливо поинтересовался Клебек.
Доктор многозначительно закатил глаза и произнёс суфлёрским шёпотом:
– Увы, медицина бессильна… Господин Селиванов – в крайне тяжелом состоянии, но в твёрдой памяти и здравом рассудке. Это я могу, как врач засвидетельствовать.
Клебек удовлетворённо кивнул.
– Тогда как очнётся, надобно безотлагательно преступать к делу.
– Как вам будет угодно…
Лев Дмитриевич очнулся через полчаса. К тому времени Клебек расположился за небольшим столиком, приготовившись писать завещание. Засвидетельствовать его должны были доктор и Пётр Петрович Муравин, за которым уже послали слугу.
– Итак, Карл Фридрихович, пишите… – едва слышно произнёс Селиванов.
Прошло примерно около часа, прежде чем доктор и господин Муравин смогли войти в спальню умирающего и засвидетельствовать завещание.
Клебек откланялся, пожелал Селиванову скорейшего выздоровления (хотя понимал, что дни его доверителя сочтены) и отправился в Калугу.
– Пётр Петрович… – обратился Селиванов к своему другу, – задержись, голубчик…
Селиванов и Муравин долго разговаривали тет-а-тет. Никто не догадывался о содержании их разговора…
К вечеру Лев Дмитриевич покончил со всеми формальностями, касавшимися его имущества, и почувствовал приближение своего последнего часа. Он приказал дворецкому послать за отцом Феоктистом, священником церкви Вознесения, что в трёх верстах от имения.
Явился отец Феоктист. Двадцать лет минуло, как он получил приход. Священник хорошо знал здешних помещиков и Селиванов отнюдь не вызывал в нём симпатий. Ибо служитель церкви подозревал его в смертном грехе – убийстве…
Хотя это было делом минувших лет, и местный урядник, расследовавший смерть госпожи Селивановой и молодого управляющего имением, установили полную непричастность Льва Дмитриевича к сему прискорбному обстоятельству, отец Феоктист был уверен в обратном. Теперь же он хотел услышать покаяние из уст умиравшего помещика.
Селиванов на исповеди признался, что подозревал молодую жену (ей тогда было двадцать два года года, ему уже тридцать пять) в измене. Однажды он решил для вида отправился на охоту с Петром Петровичем Муравиным. Сам же под покровом ночи покинул охотничий лагерь и верхом на лошади примчался в имение, дабы застать жену с любовником. Действительно, он застал её в объятиях управляющего. Двумя меткими выстрелами в упор из револьвера «Констебль» [5] Селиванов убил жену и управляющего, поджёг спальню и вышёл из дома незамеченным через чёрный ход, коим пользовалась прислуга. Сам же вернулся в охотничий лагерь, как ни в чём ни бывало. Как ни странно, но прислуга выстрелов не услышала…
5
Карманный револьвер «Констебль» (аналог «Бульдога») был широко распространен в конце XIX – первой половине XX в. «Констебль» прекрасное оружие для самообороны; ибо дальность и меткость выстрела невелика.
Наконец-таки прислуга почувствовала запах дыма. Спальня барыни была полностью объята огнём. Спасти её не удалось, прислуге и в голову не пришло, что Елизавета Матвеевна была уже мертва, а вместе с ней и управляющий.
К вечеру Селиванов вернулся домой, обнаружив на месте дома каменный фундамент и обгоревшие головешки. На следующий день из Калуги явился урядник [6] , выразил барину свои искренние соболезнования, осмотрел место происшествия, в отчёте зафиксировал неосторожное обращение с огнём и в результате оного смерть госпожи Селивановой и управляющего, который по его разумению пытался её спасти, да сам задохнулся дымом.
6
Урядник – низший чин уездной полиции в России XIX в. Подчинялся становому приставу. Становой пристав – чиновник уездной полиции в Российской империи, заведующий в полицейском отношении станом, определенной частью уезда.
А ещё через несколько дней барин назначил управляющим имением Никанора, бывшего дворецкого, а сам отправился путешествовать за границу, дабы избавиться от смертельной тоски по погибшей молодой жене.
Как все русские дворяне того времени, Лев Дмитриевич отправился в Италию. Он сполна насладился тамошними винами и темпераментными красотками. Затем года полтора провёл в Германии, прижил с бюргершей [7] Анхен Ригер ребёнка. Девочку назвали Эльзой. Однако Селиванов не имел ни малейшего желания жениться на своей немецкой возлюбленной. Он ссудил ей приличную денежную сумму и посоветовал отправляться в Россию, к его родному брату, который поможет обустроиться на первых порах, купить домик и жить в своё удовольствие. Он же, когда вернётся, непременно станет помогать немке, ведь от дочери не отказывается.
7
Бюргеры – свободные граждане немецких городов (граждане).