Изумрудные объятия

Дрейк Шеннон

Мартиса резко втянула воздух. С письмами к ней было то же самое.

— Она была встревожена, — продолжал Брайан. — Сначала это была смутная тревога, но что-то чувствовалось между строк. А потом я получил весточку от Элайны, и она передавала, что здесь все не так, как прежде, и что она хочет, чтобы мы с Ниллом вернулись домой. А я не мог просто так взять и уехать с войны, хоть и иностранец. Мы не могли все бросить, даже зная, что война проиграна. Слишком много видели смертей.

Он замолчал, и Мартиса заметила, что он больше не смотрит на нее. Он словно говорил сам с собой, как будто ее не было в комнате.

— А потом я получил письмо от Брюса. Знали бы вы моего брата! Его честь, его люди, его ответственность за их благополучие — это были понятия, которые управляли его жизнью. Это был порядочный человек, человек возвышенных чувств, о таком брате можно только мечтать, и он ничего не боялся. Но он тоже изменился в своих письмах ко мне. Он словно обезумел. Он писал, что ему кажется, что он теряет рассудок. Что в Кригэне есть привидения. Среди ночи загораются огни, в коридорах происходит какое-то движение, из склепов доносятся какие-то звуки. Я ему отвечал, чтобы он держался и не сомневался в своем рассудке. Питерсберг пал, Стюарт был убит, Джексон был убит, и больше половины моих собственных людей погибли. Генерал Ли сдался, и я вернулся домой так быстро, как только смог.

Никогда не забуду ту ночь. Лил дождь, и было холодно; Я думал, что, когда вернусь к родным, найду тепло. Мэри и Брюс сидят у камина, может быть, дядя Питер играет на своей волынке, где-то поблизости и Конар с Йеном. Меня встретил один Хогарт. Он выглядел поникшим, жалким, его волосы сильно поседели, и он казался совершенно изможденным. В его глазах стояли слезы. Он сообщил, что Мэри умерла вскоре после того, как отправила мне последнее письмо. И что Брюс болен, очень болен. Я сказал Хогарту, что иду к брату, и велел никому, ни единой живой душе, не говорить о моем возвращении. Поспешил сюда, в эту самую башню. От Хогарта узнал, что Брюс пребывает в меланхолии с того дня, когда умерла Мэри, но так серьезно он заболел только в прошлую ночь. Дело в том, что Хогарт нашел его внизу, в склепе. В склепе четырнадцатого века.

У Мартисы кровь отхлынула от лица. Это был тот самый склеп, в котором ее ударили по голове. Она ничего не сказала, и Брайан продолжил:

— Доктор Мактиг уже побывал у Брюса и сделал для него все, что мог. Элайна провела у постели брата всю предыдущую ночь и весь день, позже Хогарт отослал ее спать и остался с Брюсом сам. Поэтому, когда я пришел к Брюсу, он был один. Брат не проснулся. Я пододвинул стул к кровати и сел. Сидел и разговаривал с ним, надеялся, что если буду все время рядом, это поддержит в нем жизнь…

Он снова замолчал, потом тихо продолжил:

— У Брюса тогда кровать была с пологом, я сидел за колонной и задремал. Когда проснулся, то почувствовал, что в комнате кто-то есть. Я не мог сказать кто, потому что свеча догорела и стало темно. Потом увидел фигуру человека, который пытался задушить Брюса подушкой. Я вскочил и бросился на убийцу, оттащил его, но этот тип оказался сильным, он вырвался и сбежал. Я бы бросился за ним в погоню, но не мог оставить Брюса. Как потом оказалось, это не имело значения. Смерть не обманешь. К утру у Брюса разыгралась лихорадка, и он умер. Я обнимал его, когда он испустил последний вздох. Так не стало моего брата. Сначала я был безутешен, а потом меня обуяли ужас и ярость. В замке что-то происходило. Что-то серьезное, настолько серьезное, что кто-то готов был из-за этого убить Брюса.

— Кто?

— Этого я не знаю до сих пор.

— Но почему вы стали выдавать себя за брата?

— Возможно, Брюс что-то знал или видел. Поэтому мне нужно было, чтобы все считали меня Брюсом, тогда преступник или преступница, введенные в заблуждение, могли нечаянно выдать себя.

Мартиса помолчала, глядя на него. Он склонил голову набок, в его горящем взгляде сквозило высокомерие.

— Ну, миледи?

— Я… я не знаю, верить вам или нет. Как такое возможно? Кто-то обязательно должен был заподозрить.

— Подозревать нечего.

— Но…

— Хогарт знает, кто я. И… вероятно, Элайна тоже догадывается. Но возможно, она даже самой себе не признается в том, что знает. Ей легче верить, что Брюс жив и что можно еще молиться за возвращение Брайана. Но, думаю, в глубине души она знает правду.

Мартисе очень хотелось ему верить, но она боялась осмелиться. Она задрожала.

— Ну? — снова повторил Брайан.

— Я… я не знаю…

— И я тоже, миледи, — парировал он. — Я рассказал вам все, что мог. Теперь ваша очередь. Некоторые вещи распознать легко. Например, вы говорите с сильным виргинским акцентом. И ваша фамилия — Сент-Джеймс, как вы утверждаете. Кроме того, вы приехали сюда обманом, и в этом нет сомнений.

— О, сэр, как мило с вашей стороны одарить меня таким доверием! — с сарказмом произнесла Мартиса, нарочно утрируя виргинский акцент.

Но Брайан пропустил ее сарказм мимо ушей. Он прищурился, глядя на нее, отблески пламени свечи придавали его глазам оттенок мерцающего золота.

— Давайте-ка лучше перейдем к делу, — сказал он с обманчивой мягкостью. — Я ведь был в Ричмонде, когда леди Сент-Джеймс умерла от тифа.

— Сегодня мне больше нечего вам сказать. Вы все равно самозванец и…

— Я самозванец?! По крайней мере, мадам, этот замок — мой дом.

Мартиса замотала головой. Но он по-прежнему стоял, прислонившись спиной к двери, а в его глазах безошибочно читалось предостережение.

— Я не самозванка, я Мартиса Сент-Джеймс. Пропустите меня.

— Не-ет, девочка, вы еще не ответили ни на один вопрос.

Мартиса тихо выругалась и топнула ногой. Но тут вспомнила, что через гардеробную и ванную можно пройти на лестницу. Она покосилась на дверной проем в гардеробную, однако Брайан проследил направление ее взгляда и прочел ее мысли. Она бросилась к двери гардеробной, но он ее настиг. Мартиса брыкалась и махала руками, однако он подхватил ее на руки вместе с простыней и бросил на кровать. Мартиса начала было бороться, Но потом затихла: она спохватилась, что под простыней на ней ничего нет, да и на нем был только халат.

— Что вы здесь делаете? — снова спросил он.

Она не могла рассказать ему про изумруд, он наверняка бы ей не поверил. Или подумал бы, что изумруд принадлежал Мэри, а она как настоящая воровка явилась сюда украсть его под покровом ночи.

— Вы знаете, почему я здесь! — воскликнула она.

— Почему?

— Из-за Мэри.

— Из-за Мэри?

— Да! Из-за ее писем. Она очень часто мне писала, и сначала ее письма были полны любви, она была влюблена в Брюса Кригэна, души в нем не чаяла. А потом она стала писать, что боится. А потом умерла! Вот почему я здесь.