Изумрудные яблочки, или Гордый обладатель шапки-невидимки

Бамур Милана

С другой стороны, ограбление казалось маловероятным. Снять с трупа серьги и забыть о кольцах, браслетах, ожерелье и цепочках на шее?

– Насколько дорогими были серьги? Ваша мать оценивала свои драгоценности?

– Я не знаю, – замялась девушка, – это старинные серьги, они достались нам в наследство от бабушки. Подождите, – в глазах Эммы вдруг появилось подозрение, – они что, пропали?

Леруа проигнорировал вопрос.

– Принесите мне список гостей, мадемуазель Ламбер.

Эмма послушно поднялась с серого дивана.

*

Комиссар прошел в гостиную, где вчера проходил праздничный прием. Большой стол, накрытый красной скатертью, занимал середину комнаты, вокруг

стола были расставлены стулья с высокими спинками и зелеными подушечками на сиденьях. В комнате было чисто и ничто не напоминало о вчерашнем праздновании. Очевидно, подумал комиссар, эта мадам Бонно, которая помогала Эмме прибираться после гостей, хорошо потрудилась.

Декор и в этой комнате был выполнен профессионально. Стены кирпично-красного цвета, декоративная штукатурка с мягким металлическим блеском, болотно-зеленые шторы на окнах, зеленые диваны оттенка лесного мха и несколько неизвестных комиссару растений в горшках возле окна. Кремовые подвесные потолки и наливные полы мягкого серо-зеленого цвета представляли собой идеальный фон. Лестница, обитая красным ковролином, вела на второй этаж. Эта лестница, отметил про себя Ален, была единственным доступом в спальню хозяйки.

Эмма вернулась и протянула ему список гостей.

– Значит, ваша мама сама запирала дверь?

– Мама попрощалась с гостями и заперла входную дверь. И потом поднялась к себе.

– А как вышли супруги Бонно и ваши подруги?

– Через кухонную дверь, она захлопывается автоматически.

– Чем вы занимались после того, как ваша мама поднялась наверх? Расскажите мне подробно, кто где был и что делал.

– Мы с девочками прибрались немного в гостиной и отнесли посуду на кухню. Шарлотта пошла выносить мусор. Потом мы с Дианой пошли в мою комнату, нам надо было кое-что обсудить. Не знаю, как это случилось, но мы так заговорились, что когда очнулись, было почти два часа ночи. Хорошо, что Диана близко живет. Когда мы вышли в гостиную, Дезире уже ушла, а Шарлотта закончила уборку и расставляла пустые мусорницы по местам. Посуду она уже давно вымыла и все прибрала на кухне. Ее муж, конечно, храпел на диване. Шарлотта с трудом растолкала его и они ушли. Я проводила Диану на улицу и захлопнула за ней кухонную дверь. Это все.

– Вы не расставались с вашей подругой после полуночи?

– Нет, я же сказала, мы заболтались и не заметили, как пролетело время. Девчонки, конечно, бегали покурить во двор, но это было еще при гостях.

– И вы не знаете в котором часу ушла вторая ваша подруга, Дезире?

– Понятия не имею, – фыркнула Эмма, – она даже не попрощалась.

– Почему вы пошли в спальню вашей мамы рано утром?

– Будильник. Он звенел как бешеный, разбудил даже меня.

*

Комиссар отпустил Эмму и остался стоять в задумчивости возле лестницы, ведущей наверх, в спальню мадам Ламбер.

Итак, после того, как хозяйка поднялась наверх в свою спальню, в доме осталось пять человек. Дверь в дом была заперта. Из прихожей по узкому коридорчику можно было пройти только в гостиную. Из гостиной двери вели в кухню и второй коридор, где располагались ванная, малая гостиная и комната Эммы.

На зеленом диване в гостиной, вероятно, спал сосед, мсье Бонно.

Где-то здесь, в гостиной, находилась и Дезире Кантен. Что она делала после того как вторая ее подруга ушла в комнату Эммы? Почему она не пошла с ними? Шарлотта Бонно, очевидно, сновала между гостиной и кухней, заканчивая уборку.

Наверх можно попасть только по лестнице. Какова вероятность того, что кто-то проник в дом с улицы? Допустим, Эмма и Диана болтали в комнате Эммы. Но трое остальных? Какова вероятность того, что кто-то один из

них прошел наверх, чтобы убить хозяйку? Или не один. Все трое. А, может быть, все пятеро.

Это был бы не первый в истории сговор с целью убийства, начиная, скажем, с убийства Цезаря. И в нашем случае, размышлял комиссар, очаровательная светловолосая Эмма Ламбер сыграла бы роль Брута.

*

– Он всегда такой? – донесся из прихожей голос, в котором Ален опознал молодого идиота-фотографа.

– Кто? Комиссар Леруа? – второй голос, несомненно, принадлежал Лефорту, – Разве ты не слышал, что комиссар славится своим плохим характером?

– Я думал, он славится своим умом и проницательностью…

Лефорт фыркнул.

– Кто тебе такую глупость сказал?

– Прочитал в статье.

Подслушивающий комиссар заскрипел зубами. Статья под названием “Комиссар Ален” была написана восторженной журналисткой, которая брала у Алена интервью об одном громком деле. В статье она представила Алена рыцарем, борющимся с преступностью, карающим ангелом Фемиды, и с тех пор коллеги не уставали иронизировать по этому поводу, называя его за глаза “комиссар Ален” и расклеивая копии статьи в коридорах. Бороться с репутацией “хорошего парня” было отчаянно трудно. Ален орал на подчиненных больше обычного, но это не помогало. Все давно привыкли к его вспышкам раздражения. Адель Виллетт, впрочем, на одной статье не остановилась, она еще сняла документальный фильм по результатам “живого” расследования, который вызвал большой отклик в публике. Комиссара стали узнавать на улицах, на адрес Криминальной бригады стали приходить письма с нарисованными на них сердечками, и шеф Алена, Жан-Шарль Потье, добродушно подшучивал над комиссаром, но втайне был доволен тем, что престиж «Крима» поднялся на недосягаемую высоту.

– Лефорт, – рявкнул комиссар, – мне нужны сведения о замках на двери, и проверьте окна, можно ли их открыть снаружи.

Из прихожей донеслось тихое “Ой!” и звук захлопывающейся двери. Идиот-фотограф, по-видимому, вняв совету Лефорта, спасся бегством.

*

Должно быть, вчера мадам Бонно, занимаясь уборкой, открыла все окна в столовой и гостиной, чтобы проветрить помещение. Леруа принюхался. В комнате можно было уловить лишь слабый смешанный аромат парфюма и коньяка. Кроме того, была дверь на кухне. Кто знает, не была ли она открыта после полуночи. Рано делать выводы, это пока еще не убийство в запертой комнате, нельзя исключать, что кто-то мог проникнуть в дом с улицы.

– Бастьен что-нибудь нашел?

Лефорт хмыкнул.

– Ну вы же знаете Бастьена, комиссар.

Комиссар кивнул. Дальнейшее расследование он продолжит в своем кабинете. Со списком гостей придется повозиться. Если нужно, он опросит их всех, но начать надо с пятерых, находившихся в доме после полуночи.

– Лефорт, вы разговаривали с Пьерроном, что он думает о ране на шее?

– Ничего особенного, только форма раны интересная. Орудием преступления, по всей видимости, послужил нож с изогнутым лезвием.

– Убийство, совершенное кривым ножом? Вы называете это «ничего особенного», Лефорт?

– Но ведь орудие преступления не обнаружено.

– Прекрасно, так давайте вы приложите все усилия, чтобы его найти. Опросите дочь убитой, соседей, знакомых, поройтесь в помойках.

– Спасибо, – пробурчал Лефорт.

Капитан Лефорт большую часть своей жизни проводил непрерывно жалуясь на что-либо. Ален давно перестал обращать внимание на недовольство подчиненного, тем более что он и сам не отличался хорошим характером. Гораздо важнее было то, что он любил порассуждать вслух, проводя расследование, и для этого ему необходим был собеседник, пусть даже недовольный.