Изумрудный остров
Шрифт:
— Если ты отказываешься говорить начистоту, мне придется гадать... Итак, резюмируя все вышесказанное, рискую предположить, что мать Терезы из города. Это объясняет твой негативный настрой относительно желания дочери перебраться после окончания школы в город. Права я или нет? — Килин пристально смотрела на Гаррета, ожидая хоть какого-нибудь ответа.
— Как я уже сказал, это дела давно минувших дней. И я не хотел бы углубляться в неприятные для меня воспоминания сегодня или когда-либо впредь, — жестко произнес Гаррет.
— Как вы познакомились? — осталась равнодушна к его просьбе Килин.
Лицо Гаррета болезненно исказилось. Но он предпочел ответить настойчивой девушке:
— Она была родом из Дублина, но ее семья имела обычай приезжать к нам на остров в отпуск. Она начала здесь бывать еще подростком. Каникулы мы проводили вместе. Однажды мы загуляли. Была поздняя вечеринка вроде этой. Мы были молоды и не слишком заботились о том, сколько выпили... Потом это часто повторялось, но уже без меня. Однажды она исчезла на целые две недели. Очевидцы утверждали, что она уехала на машине с каким-то приезжим.
— А Терри у вас уже была?
— Да, ей было восемь месяцев.
— И она оставила грудную дочку? — возмутилась Килин.
— С нянечкой — соседским подростком. Я работал допоздна.
— Значит, дело было в выпивке? — предположила Килин.
— Дело было в распущенности, — сурово заявил Гаррет.
У Килин пропало желание что-либо выяснять относительно прошлых отношений Гаррета. Все оказалось не столь интригующим, как можно было предположить по неосведомленности.
Килин хорошо знала, эту сторону жизни. В кругу знакомых ее матери такие происшествия не были редки. Люди слишком много себе позволяли, не задумываясь о последствиях. Иные ставили на карту душевное спокойствие самых близких людей в погоне за сиюминутными наслаждениями, которые неизменно приводили их на самое дно. Килин также знала, что даже самый наглядный и печальный пример не способен остановить человека, который впал в зависимость от собственных пороков. Ее мать не была дурной женщиной, но даже она порой забывала о самом дорогом существе, каковым была собственная дочь, и отдавалась эйфории богемной жизни.
Килин не склонна была винить в произошедшем городское воспитание. Она винила червоточину души, которая разрастается и порабощает всего человека, если он отказывается дарить свое тепло любимым людям.
И все же печальный опыт Гаррета не оправдывал в глазах Килин его панического страха перед всем, что выходит за пределы этого неприметного острова. Если бы он ограничивал этим предубеждением свою собственную судьбу, в этом не было бы ничего зазорного. Но он пытался пресечь мечту юной Терезы, которая может потерять себя на глухом острове, если не найдет свое место в большом мире энергичных людей.
Когда Килин росла, у нее не было выбора. Она вела кочевой образ жизни, повинуясь желанию матери, опьяненной успехом, славой. Она знала, каково это — быть ограниченной не только объективными обстоятельствами, но и субъективными представлениями родителей, которые уверены, что дают своему ребенку все самое лучшее.
Что, если мать Терезы стала жертвой собственной неосторожности? Женщина, не готовая стать матерью, не доросшая до ответственности за собственное дитя, стремящаяся любой ценой вернуть беззаботность юности, не достойна того, чтобы ее поступок отождествлялся с нравами современной цивилизации. В глазах же Гаррета этот печальный частный случай вырос, чуть ли не до общечеловеческой катастрофы. Если прежде это казалось Килин забавным, то теперь вызывало глубокое сочувствие. Как, должно быть, много планов сопрягал Гаррет с той женщиной, коли ее предательство заставило этого сильного мужчину переоценить так много в своей жизни.
— Парни очень уважают тебя, Гаррет, — заметила Килин.
— Почему ты так решила? Я всего лишь, как ты недавно выразилась, обычный пастух, — рассмеялся он, удовлетворенный тем, что тема сменилась.
— Я сказала так по невежеству. Не стоит припоминать мне это всякий раз.
— Значит, гордая горожанка признает свое невежество?
Килин тепло посмотрела на него. Неожиданно она совсем по-другому увидела Гаррета Кинкейда — ранимого, но отважного, который борется со всем миром за свои хрупкие идеалы. И испытала непреодолимую потребность встать на его сторону.
— Давай начнем заново... — дружелюбно предложила девушка. — Килин О’Доннелл, бездарная дочь талантливой художницы.
Гаррет рассмеялся, но оценил ее инициативу.
— Гаррет Кинкейд, жалкий пасынок мудрого человека.
Они пожали друг другу руки. Подошла жена Патрика и шепнула им:
— Не желаете выпить коллекционного белого вина? Я открою для вас бутылочку.
— Это будет замечательно. — Гаррет признательно кивнул.
Когда женщина удалилась за обещанной бутылкой выдержанного белого вина, Гаррет вновь остался наедине с Килин. И неожиданно не на шутку смутился. По-настоящему интересные для Гаррета женщины неизменно вызывали в нем трепет и преклонение.
Килин не была роковой красавицей в традиционном представлении, но ее выстраданная независимость заставляла окружающих мужчин воспринимать ее с опаской. Тем неожиданнее стало для нее высокомерно-скептическое отношение Гаррета, которое он демонстрировал с первой минуты их знакомства.
После глотка изысканного белого вина, Килин подняла глаза на собеседника. Вся его былая воинственность вмиг исчезла. Перед ней сидел не самодовольный задиристый пастух, а чуть усталый труженик, спокойный и вдумчивый.
— Почему ты так на меня смотришь? — смущенно спросил он.
— Меня не оставляет чувство, что, глядя на тебя, я вижу себя.
Гаррет изумленно поднял брови.
— Ты такой же изменчивый и легко приспосабливаешься к ситуации. Но при этом чувствуется, что ты ведом какой-то высшей целью и не собираешься отступать, даже если мир рухнет.
— Ты хочешь сказать, что я одержимый? — Гаррет рассмеялся.
— Вовсе нет. — Килин покачала головой. — Не знаю, как это назвать. Ты уже несколько дней рядом, но постоянно ускользаешь от моего понимания.
— Интересно, буду ли я для тебя таким же таинственным через неделю-другую? Или ты без сожаления упакуешь вещи, разочарованно махнешь на меня рукой и вернешься в свой обожаемый Дублин?
— Это очень смелое предположение, что я задержусь здесь на неделю-другую, — лукаво проговорила Килин. — Но, признаться, ты меня скорее пугаешь, чем озадачиваешь.
— Пугаю?! Чем же?
— Ты стремишься подчинить себе не только ситуацию, но и человека, — прямо глядя ему в глаза, произнесла Килин. — Не удивлюсь, если некоторые этого не выдерживают.