Изверги-кровососы
Шрифт:
Уже четыре дня подряд Томми находил у себя на койке свежие цветы, и это уже начало его беспокоить. Не столько сами цветы — гладиолусы, красные розы и два смешанных букета, перевязанные широкими розовыми лентами. Цветы ему как бы нравились — по-мужски и никоим образом не по-девчачьи, конечно. Не беспокоило его и то, что у него не было для них вазы, а для вазы — стола. Он просто сбегал в коммунальную ванную в конце коридора, снял крышку с бачка за унитазом и сунул их туда. Цветовая добавка приятно контрастировала с ванной мерзостью, пока цветы не съели крысы. Но и это его не беспокоило. Переживал он из-за
Пятерка Вонов испустила залп «бай-баев» и вымелась из комнаты. Вон-Пять закрыл за собой дверь.
Томми подумал: «Надо поговорить с Воном-Один насчет удобств».
Вон-Один не входил в пятерку Вонов, с которыми Томми делил жилье. Вон-Один был хозяином: старше, опытнее и умудреннее Вонов со Второго по Шестой. Вон-Один говорил по-английски, носил ветхий костюм, тридцать лет как вышедший из моды, а с собой всегда таскал трость с латунной головой дракона. Томми повстречал его на Коламбус-авеню сразу после полуночи — над горящим трупом Росинанта, своего седана «Вольво» 1974 года.
— Я его убил, — сказал Томми, глядя, как из-под капота валят клубы черного дыма.
— Очень жалко, — сочувственно произнес Вон-Один, намереваясь продолжать путь.
— Прошу прощения, — окликнул его Томми в спину. Он только что приехал из Индианы, а в больших городах раньше не бывал, поэтому не понял, что Вон-Один уже исчерпал принятый в столицах мира лимит взаимодействия с незнакомыми людьми.
Вон обернулся и оперся на трость с головой дракона.
— Прошу прощения, — повторил Томми, — но я в городе новичок. Вы не подскажете, где мне тут можно остановиться?
Вон воздел бровь.
— Деньги есть?
— Немножко.
Вон посмотрел на Томми рядом с его догорающим автомобилем: в руках чемодан и пишущая машинка в футляре. Оглядел открытую и доверчивую его улыбку, худое лицо, копну темных волос, и в мозгу его двадцатым кеглем всплыло английское слово «жертва» — из публикации на третьей полосе «Кроникл»: «В Вырезке [3] найдена жертва, до смерти забитая пишущей машинкой». Вон тяжко вздохнул. Он любил читать «Кроникл» каждый день, и ему не хотелось пропускать третью полосу, пока не минет трагедия.
3
Вырезка (Tenderloin) — район в центре Сан-Франциско, традиционно считается неблагополучным.
— Пойдешь со мной, — сказал он.
По Коламбусу Вон пошел в Чайна-таун. Томми ковылял следом, время от времени оглядываясь на горящий «Вольво».
— Я очень любил эту машину. Пять штрафов за превышение скорости. Квитанции по-прежнему внутри.
— Очень жалко. — Вон остановился у помятой железной двери между бакалеей и рыбной лавкой. — Полста есть?
Томми кивнул и полез в карман джинсов.
— Полста неделя, — сказал Вон. — Двести полста месяц.
— Недели вполне хватит, — ответил Томми, отслюнивая две двадцатки и десятку от похудевшей денежной скатки.
Вон открыл дверь и пошел по узкой неосвещенной лестнице. Томми тащился за ним, стукаясь багажом, пару раз
— Меня зовут Ч. Томас Флад. Ну, вообще-то под этим именем я только пишу. Люди зовут меня Томми.
— Хорошо, — сказал Вон.
— А вы? — Томми остановился на верхней площадке и протянул китайцу руку.
Вон на нее посмотрел.
— Вон, — сказал он.
Томми поклонился. Вон наблюдал за его телодвижениями, недоумевая, что это за чертовщина. Но полста есть полста, подумал он.
— Ванна по коридору, — сказал Вон, распахивая дверь и щелкая выключателем. С коек подняли головы пятеро заспанных китайцев. — Томми, — сказал Вон, показывая на Томми.
— Томми, — хором повторили китайцы.
— Этот Вон, — сказал Вон, ткнув в человека на левой нижней койке.
Томми кивнул.
— Вон.
— Этот Вон. Тот Вон. Вон. Вон. Вон, — сказал Вон, отсчитывая каждого, как костяшки на счетах, чем в уме оно, собственно, и было: полста, полста, полста. Он показал на пустую койку внизу справа: — Спишь тут. Бай-бай.
— Бай-бай, — сказала пятерка Вонов.
Томми произнес:
— Извините, мистер Вон…
Тот обернулся.
— Когда за постой платить? Завтра я иду искать работу, но налички у меня мало.
— Вторник и воскресенье, — ответил Вон. — Полста.
— Но вы же сказали — пятьдесят долларов в неделю.
— Двести полста месяц или полста неделя, платить вторник и воскресенье.
Вон ушел. Томми сунул чемодан и машинку под койку, а сверху на нее вполз сам. Не успев хорошенько обеспокоиться горящей машиной, он уже спал. «Вольво» он пригнал и Сан-Франциско прямо из Недержанья, штат Индиана, по пути останавливался только заправиться да отлить. Из-за баранки он три раза видел, как встает и заходит солнце. Измождение наконец догнало его на побережье.
Томми происходил из двух поколений работников конвейера «Недержаньевой компании вилочных погрузчиков». Когда в четырнадцать лет он объявил, что намерен стать писателем, отец его, Томас Флад-ст., воспринял известие с той недоверчивой терпимостью, кою родители обычно приберегают для чудовищ под кроватью и невидимых друзей. Когда Томми устроился работать в бакалейную лавку, а не на завод, отец неслышно вздохнул с облегчением — лавка, по крайней мере, профсоюзная, у мальчика будут льготы и пенсия. И лишь когда Томми купил старый «Вольво», и по городку пошли слухи, что из него растет коммунист, Том-старший озаботился всерьез. С каждым вечером отцовская экзистенциальная тревога росла — он слушал, как сын ночи напролет стучит по клавишам портативной «Оливетти»; и вот однажды вечером в среду он нажрался в зюзю в «Дорожках под звездами» и проболтался своим корешам по кегельбану.
— Под матрасом у мальца я нашел номер «Нью-Йоркера», — с трудом пробормотал он сквозь пары пяти кувшинов «Бадвайзера». — Надо признать: мой сын — педик.
Остальные члены «Радиаторной команды Билла по кеглям» сочувственно склонили головы и втайне возблагодарили Господа, что пуля попала в соседа по строю, а их сыновья по-прежнему надежно дрочат на движки «шевролетов» с цилиндрами малого диаметра и большие сиськи. Харли Бусински, которого недавно повысили до мелкого божества за то, что он выбил триста очков, обхватил Тома медвежьей лапой за плечи.