Извилистые тропы
Шрифт:
– Пришла я не тёлку покупать, а посмотреть на невесту, на дочку вашу Акулину, – открылась сваха. – Послал меня к вам богатый крестьянин из Гальчевки – Гуреев Филипп. У него есть младший сын семнадцати годов по имени Трохим. Старик степенный, все его в Гальчевке оченно уважают. Две кобылки у него и один жеребец. Такого жеребца не только в Гальчевке, но и во всей волости не сыскать. А ещё четыре коровы, и молоко ешь любое: хошь парное, хошь кислое. Дом у их пятистенный и два амбара доверху с зерном. А моются они в своей баньке и ходят чистенькие, словно гурешники. Оченно душевные люди. Сам хозяин и мухи зря не обидит. Два сына у него, женатые. Снохи на свёкра не надышатся, и он их оченно уважает, дажесь балует. Но в любимчиках младший Трохим, конечно. Теперь вот сам подбирает ему невесту. Главное для Филиппа, чтобы снохи
Такая всесторонняя характеристика будущей родни пришлась тёте Арине по душе. Она выставила на стол вино и закуску.
– Ну так как, Илья Фокеич? Можно сватать вашу дочку? – Сваха Графа повела свою роль к решительному концу. – Коли да, то в следующее воскресенье пожалуем, с женихом.
Отец взглянул на Акулину, мол, что скажет невеста, но, вспомнив, как накануне она упрямо твердила «нет», ответил свахе:
– Рады будем дорогим гостям! Милости просим. Приезжайте!
Акулина вскрикнула и выбежала в сени. Тётя Арина – за ней, с упрёками:
– Чего дуришь? Ведь жениха-то ещё не видела! Красавчик, истинный крест! Не сравнить с твоим Башибузуком! Архаровец твой Рекмужев и гол как сокол! А Трохим из богатых. Ты, Акулина, неблагодарная! – тётя Арина в сердцах всхлипнула. – Привереда! Я старалась для тебя, как мать родная. А ты… – Тётя Арина была в отчаянии. Судьба, можно сказать, представила такой случай – хватай, не зевай! – а это глупое создание своего счастья не зрило.
Акулина и взаправду не «зрила»: глаза ее были полны слёз.
– О-ой, крестная! Там две снохи старшие! Всем угождать да прислуживать, а меня пожалеет кто? Трохим-то, сказывают, такой телок – за себя постоять не умеет. Откажем им, тётя Арина?..
Отец вылетел в сени следом за тётей Ариной и всё слышал.
– Мякинная башка! – гаркнул он на Акулину. – Чем тебе не жених? Богат! Лопать будешь от пуза! В шубе да белых валенках важничать! Нанку справит тебе свёкр, сапоги в сборку, форсистей тебя во всей губернии ни одной бабы тогда не сыскать! Цыц реветь! Иди, иди за Трохима, не то старой девой, фалалейка, останешься!
Акулина еще пуще залилась слезами, так дотемна и проплакала. Уж мы с Марфой и так и эдак её успокаивали:
– Отец пожалеет тебя, передумает…
– Не плачь, утро вечера мудренее…
А сестра нам в ответ:
– Ой, милые, они меня уже продали! Видно, такая моя судьба – за нелюбого пойти. Трохим-то, слыхала я, росточком махонький да плюгавенький, в Гальчевке телком его зовут. Ни одна девушка не позарилась…
Сестра, видать, на Тихона надеялась. Но Башибузук, хоть и слышал о её сватовстве, не чесался.
Поплакала Акулина денек-другой – и отдала себя во власть крестной.
Тётя Арина, которая теперь безвыездно жила у нас, немедленно послала нарочного в Гальчевку, и оттуда ответили, что в воскресенье, как условились, пожалуют сваты с женихом.
К этому дню крестная и отец начали готовиться загодя. Надо было подумать о приданом для Акулины, о подарках для многочисленной родни жениха. Крестная с головой погрузилась в хлопоты, а отец всё прикидывал, удастся ли проехаться за счет сватьев. Акулина плохо одета – не беда: сватья оденут с ног до головы, обязаны. Они же возьмут на себя и все застольные расходы – таков обычай. Невеста обычно не приносит с собой большого приданого, но одарить всех родственников жениха обязана. Эти подарки частично оплачиваются свёкром – отец и об этом помнил и мысленно примерялся к толстому карману свата. Главное не оплошать во время сватовства и сразу оговорить нужную сумму, а уж упрямства Илье Фокеичу не занимать, не уступит свату ни рубля, пусть тот хоть треснет.
Покойница мать оказалась предусмотрительной: в сундуке Акулины на этот случай были припрятаны нарядные женские и мужские рубашки, вышитые полотенца, шерстяные шали и шелковые платки. Да и кажлодские тетки не ударили в грязь лицом, продемонстрировали свои родственные чувства наглядно. Словом, у отца были все основания считать свою дочь перворазрядной невестой, и уступать её за полцены он и в уме не держал.
А время летело, приближалось историческое для нашей семьи воскресенье. В это утро нас с Марфой разбудили чуть свет. Накануне приехала из Кажлодки тётя Поля, собрались и другие родственники – все суетились, скребли стены, потолок, обтирали окна. Тётя Арина крутилась вокруг Акулины и нахваливала жениха: «Трохим, – убеждала она мою сестру, – будет хорошим мужем. Не ленивый, по хозяйству всё знает: и пашет, и боронует, и косарь отменный. А уж скромник! На улицу носа не кажет, с девчатами не балует, всякие приличия блюдет. Будь и ты с ним поласковей, Акулина, не груби ему, не упусти, золотко, свое счастье».
День выдался наславу. Небо синее, снег на солнце огнями играет, мороз ядрёный, и кажется: тронь воздух – зазвенит. Мы то и дело выбегаем на улицу и смотрим в сторону Гальчевки: не едут ли? Но – никого.
Тётя Арина и тётя Поля начали меж собой шептаться: неужто раздумали сватья, почему их так долго нет? Отец всё молчал, но потом и его прорвало: «Ах, мерзавцы, виляют чой-то, мать их растак!..»
Но вот с улицы донеслось: «Едут! Едут! Сватья едут, Акулину сватать!».
Мы с Марфой выбежали на дорогу и увидели вороного жеребца, впряженного в сани. На санях сидели трое, мы догадались, что это Акулинин жених Трохим с отцом и матерью. Взмыленный жеребец остановился под нашей ветлой, и тут же подкатили розвальни со свахой Графой и крестным жениха. Посмотреть на гальчевских гостей собралось полсела. Невесту все знали, а вот жениха ещё не видели. Я ведь тоже знал о нём только понаслышке. А теперь вот он, весь как есть: дорогая шуба до пят, на голове каракулевая шапка. Наверняка Акулине понравится – экий красавец! И отец был в богатых шаболах: из-под тулупа выглядывала шуба, ну а под ней, надо думать, ещё сто одёжек. Старик был огромным, седая борода придавала ему сходство с дедом Морозом. Веки шелушились, и казалось, будто они припорошены инеем. Старик легко вылез из саней, отряхнул подол тулупа от налипшей снежной пыли и обвёл всех спокойным, хозяйским взглядом, будто он и здесь был всему голова. Что касается его половины, то и тут сваха Графа против правды не согрешила: Матрена Яковна, моложавая, голубоглазая, кругленькая, словно располневшая ангелиха с обрезанными крыльями, стояла подле хозяина своего и одаривала любопытствующих сельчан кроткой улыбкой. Каждый, кто видел её, думал о ней не иначе, как о «лапушке», и Матрена Яковна чувствовала это и воспринимала как должное. Крестный жениха что-то объяснял ей на пальцах, она отвечала ему всё той же кроткой улыбкой, и это продолжалось до тех пор, пока сваха Графа не позвала всех в избу.
Я нырнул в горницу первым, успев предупредить девчат, что «уже идут». При свете керосиновой лампы девушки вышивали подарки сватам. Невеста среди них ничем не выделялась, и, если бы жених мог выбирать, он бы, пожалуй, растерялся: так все были пригожи и милы.
С клубами морозного пара через порог повалили гости. Первым вошёл жених, за ним его отец с матерью, крестный Еремей и сваха Графа. Все помолились на образа.
– Здорово живёте! – задубелым басом поприветствовал хозяев Филипп Евстахич и выложил на стол ковригу ситного.
Оставив на сундуке тулупы, шубы и шапки, гости прошли к столу. Чинно расположились: гальчевские по одну сторону стола, а мой отец со своими кажлодскими свояченицами и свояками – по другую.
Матрена Яковна, посерьезневшая и уже не похожая на ангелиху, без всяких вступительных иносказаний приступила к делу.
– Мы приехали сватать вашу дочку Акулину, – сказала она так, словно сообщала деликатного характера новость. При этих словах пухлые щёчки её загорелись, но речь не сбилась и не стала цветистей; говорила Матрена Яковна короткими продуманными наперед фразами, ясными и прозрачными, как её глаза. – Согласны вы отдать её за нашего сына Трохима? Вот он перед вами. О невесте мы всё наперёд разузнали. И желаем взять её в свою семью. Трохим тоже оченно согласный, он родителей завсегда слушается. Мы и старших сыновей так женили, сами невест для них выбирали. И все счастливы. И Трохиму будет мило.