Извращенная Гордость
Шрифт:
Я схватила его за руку и сжала. Его глаза все еще были стеклянными и тревожными. Я грешна, папа. Не плачь по мне.
Он поднял другую руку с телефоном.
— Хочешь позвонить Сэмюэлю? Я послал ему сообщение, что мы забрали тебя.
Я яростно закивала, мое горло сжалось. Папины глаза снова метнулись к моему горлу, и в них вспыхнул намек на что-то жестокое и суровое. Что-то, чего он никогда не показывал дома. Он дал мне свой телефон, и я дрожащими пальцами нажала
— Да?
На секунду, услышав голос Сэмюэля, я оцепенела.
— Сэм, — прохрипела я.
Наступила тишина.
— Фина?
Это было прерывистое восклицание, которое разорвало меня на части. Слезы текли по моим щекам, и я чувствовала на себе взгляды. Я закрыла их.
— Мне очень жаль.
Сэмюэль резко втянул воздух.
— Не ... не извиняйся. Никогда больше, Фина.
Я не могла этого обещать. Однажды мне придется принести извинения, которые заставят Сэма возненавидеть меня. На заднем плане раздался высокий голос.
— Все в порядке, мам, — успокоил ее Сэмюэль. — Я дам ее тебе. — он снова обратился ко мне. — Сейчас я отдам трубку маме. Мне не терпится обнять тебя, Фина.
Я шмыгнула носом.
— Мне тоже.
— Фина, — тихо позвала мама, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно, а не так, что она рыдала.
Так много разбитых сердец. Столько боли и отчаяния.
Римо Фальконе был самым жестоким человеком из всех, кого я знала, а я, должно быть, самая холодная сука на этой планете, потому что даже сейчас мое глупое сердце билось быстрее, когда я думала о нем.
— Я скоро буду дома, — прошептала я.
— Да ... да, — согласилась мама.
В конце концов мы повесили трубку, потому что это было слишком, тишина подавленного плача и расстояние, которое мы не могли преодолеть.
— Куда мы едем? — я не спрашивала раньше, потому что предполагала, что мы вернемся в Миннеаполис ... но я была так же, как жена Данило. Отвезут ли меня в Индианаполис? Или, может быть, в Чикаго, потому что Данте хотел расспросить меня о каждой мелочи моего плена?
Папа наклонился и взял меня за щеку.
— Домой, Фина. Домой.
Я кивнула. Мои глаза нашли Данило, который наблюдал за мной. Наши взгляды на мгновение встретились, но потом чувство вины заставило меня отвернуться. Рано или поздно мне придется встретиться с ним лицом к лицу. Я не знала, что ему сказать.
Остаток полета прошел в полной тишине. Я знала, что у них было так много вопросов, но они сдерживалась ради меня, и я была рада, потому что все еще не знала, что сказать кому-либо из них.
С каждой секундой моя кожа все больше и больше покрывалась мурашками в свадебном платье. Это было так неправильно, словно тебя обволокли ложью и обманом.
Мама и Сэмюэль ждали перед нашим домом, когда мы подъехали на машине. Софии нигде не было видно, вероятно, чтобы защитить ее от этого зрелища, и я была рада. Ей не нужно было видеть меня такой.
Я задрожала, когда папа помог мне выйти из машины, его пальцы сжали мое предплечье, как будто он боялся, что я упаду в обморок. Данте и Данило держались позади, пока мы шли к дому. Сэмюэль, шатаясь, направился ко мне. Мой близнец. Мое доверенное лицо. Мой соучастник в преступлении.
Он замер, когда его глаза зафиксировали мое состояние, отметины на моем горле, и выражение его лица стало таким, какое я увидела в первый раз вскоре после того, как он стал членом мафии пять лет назад. Холодный, жестокий, жаждущий крови.
Он взял себя в руки, преодолел оставшееся между нами расстояние и прижал меня к своему телу, поднимая с земли в сокрушительном объятии. Я зарылась лицом в изгиб его шеи, дрожа.
— Я думал, что больше никогда тебя не увижу, — прохрипел он.
Я не была тем человеком, которого он знал. Она ушла. Если бы он знал, кем я стала, если бы они все знали, они бы меня возненавидели.
И это справедливо.
Можете ли вы потерять себя?
Я долго прижималась к Сэмюэлю, просто вдыхая его успокаивающий аромат, наслаждаясь его ощущением. В конце концов, он опустил меня на землю, и мой взгляд упал на маму, которая стояла позади Сэмюэля, прикрыв рот рукой, слезы текли по ее лицу. Отец обернул руку вокруг нее, придерживая ее. Их боль глубоко ранила меня.
Они думали, что Римо изнасиловал меня. Я выглядела так, будто меня изнасиловали, стоя в разорванном и окровавленном платье.
Мама бросилась вперед и обняла меня так крепко, что я едва могла дышать, и она зарыдала в мои волосы, и мое сердце ... оно просто разбилось, услышав это. И уже не в первый раз я пожалела, что Римо не сделал того, о чем все думали, чтобы я могла поплакать с мамой и со всеми ними.
Я должна была сказать ей правду, но слова не срывались с моих губ. Скоро. Папа и Сэмюэль присоединились к нам, и я вздохнула, потому что в этот момент я позволила себе на мгновение ощутить удовлетворение от единения с ними. Сэмюэль обернул руку вокруг моих плеч, когда повел меня внутрь дома.
— Где София? — спросила я.
— Она с Валентиной и детьми в безопасном доме неподалеку. Они скоро придут, — объяснил Данте позади меня.
Я кивнула.
— Мне нужно принять душ, — сказала я и пожалела о своих словах, когда увидела, каким взглядом обменялась моя семья.
Я быстро отодвинулась и направилась наверх, в свою комнату, начиная рвать платье, но ткань цеплялась за меня. Злые, отчаянные слезы навернулись мне на глаза.
— Сэм! — крикнула я, и в мгновение ока он был там. — Ты можешь ... ты можешь помочь мне с платьем?