Извращенная принцесса

Торн Айви

Когда я смотрю, как она уходит, в моей груди появляется новая дыра, и я вдруг жалею о своих словах.

— Мэл, подожди. — Сократив расстояние между нами, я хватаю ее за запястье и притягиваю к себе.

— Что? Глеб? — Требует она, ее глаза блестят от непролитых слез, когда она смотрит на меня.

— Я не хотел этого. — Почему я не могу контролировать свои эмоции рядом с Мэл? Мой рот словно обрел собственную жизнь, и я говорю все, что приходит мне в голову, невзирая на последствия.

— Конечно, ты хотел. Я не глупая. Тебе нравится притворяться, что ты так отличаешься от всех

остальных придурков, которые хотят обладать мной. Но когда дело доходит до дела, тебе не терпится осудить меня за ту жизнь, которую я выбрала. Ты говоришь, что хочешь спасти меня, что хочешь защитить. Но на самом деле ты просто хочешь владеть мной, как и все остальные мужчины, которых я когда-либо знала.

Ее слова — как нож в сердце, и я останавливаюсь, моя рука соскальзывает с ее запястья.

— Ты действительно хочешь отнести меня к той же категории, что и твой отец? Дядя? Михаил Сидоров? — Если она так считает, значит, я зря ее искал.

В мгновение ока наша совместная ночь кажется испорченной, темной и извращенной. Неужели я просто гнался за собственным удовольствием? Вряд ли. Каким бы огненным ни был взгляд Мэл, я знаю ее. Я знаю, как сильно она хочет меня. Она хочет меня так же сильно, как и я ее. Она сама так сказала, даже если сейчас хочет это отрицать.

Почему она продолжает отталкивать меня?

— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, Глеб, — говорит она, ее голос дрожит от эмоций, когда она поворачивается к двери.

Удар становится сильным, и я замедляю шаг, следуя за ней.

— Ты что, блядь, шутишь, Мэл? После всего, что только что произошло, ты собираешься уйти? — Требую я, выхватывая дверь из ее рук, когда она распахивает ее.

Мэл поворачивается на пороге, ее лицо в нескольких сантиметрах от моего, и она смотрит мне в глаза.

— Иди домой, Глеб. Просто… вернись в Нью-Йорк и оставь меня в покое, — вздыхает она.

Затем, взмахнув тканью и оставляя аромат лимонной ванили, Мэл исчезает.

21

МЭЛ

Я не свожу глаз с неоновой вывески, направляющей меня к лестнице. Я не уверена, что смогу дождаться лифта, потому что расстаться с Глебом гораздо сложнее, чем я могла себе представить. Мышцы вибрируют от напряжения, и я напрягаюсь, ожидая, что он последует за мной. Схватит меня за запястье и не отпустит.

Но он отпускает.

Его дверь мягко закрывается за мной.

И я не смею оглянуться.

Распахнув дверь, я мчусь вниз по лестнице, борясь со слезами, которые грозят поглотить меня. Утрата, которая может захлестнуть меня, если я позволю ей случиться. Потому что я чувствую сильное влечение к Глебу, и я опасно близка к тому, чтобы снова потерять себя для него. Но я не могу ему доверять. У меня здоровое недоверие к мужчинам вообще, и на то есть очень веские причины. Поэтому, невзирая на свои чувства, я должна следовать своим инстинктам. Потому что я не хочу узнать, насколько болезненным будет предательство, когда выяснится, что он так же контролирует и хочет использовать меня, как и все остальные.

Сердце замирает в горле, и я прижимаю руки к груди, выходя на прохладный ночной воздух поворачивая к дому. Габби ждет меня там. И мне отчаянно нужно ее обнять.

Пока я целеустремленно иду по улице, в голове проносятся яркие воспоминания о моей жаркой встрече. Жгучий зеленый взгляд Глеба, тепло его мягких губ, впивающихся в мои. Боль от того, что он заполнил меня так полностью, что я могла разорваться на две части. И пульсирующее удовольствие, когда он так нежно трахал меня после.

Остатки нашего времени, проведенного вместе, скользят по моим внутренним бедрам, напоминая о кульминационной эйфории, умопомрачительном блаженстве от того, что он кончил внутрь меня. Мой позвоночник покалывает от осознания того, что он жаждет меня так же яростно, как и я его. И в то же время это пугает меня. Именно поэтому я убежала.

Я не потрудилась надеть лифчик или трусики, прежде чем уйти. Мне безумно хотелось уйти оттуда. Потому что я знала: если останусь, он начнет допытываться, почему я не хочу уезжать из Бостона. А он такой невероятно проницательный, что я знала, что не смогу долго скрывать от него правду. Но я не могла рассказать ему о Габби. Я понятия не имею, как он может отреагировать на то, что у меня есть его ребенок, и не хочу рисковать, рассказывая ему, когда Глеб может быть таким властным. Несомненно, он будет в ярости от того, что я скрывала от него все это время. Что, если он решит забрать у меня Габби из-за этого? Или, что еще хуже, вдруг она ему не нужна и мы не будем ему нужные? Мысль о том, что кому-то может быть не нужна моя дочь, это выше моих сил. Но дети — это огромная ответственность, и, как доказал мне мой отец, не все хотят быть родителями.

Я не могу рисковать.

Я не могу рисковать счастьем Габби. И я отказываюсь отказываться от своей свободы — даже ради любви.

Трясущимися руками я отпираю входную дверь женского дома и вхожу внутрь так тихо, как только могу. Затем я поворачиваю засов, чтобы запереть за собой дверь.

— Я уже начала волноваться, — тихо произносит Киери из-за моей спины, заставляя меня чуть ли не выпрыгнуть из кожи.

После встречи с Глебом я слишком напряглась. Прижав руку к сердцу, я оборачиваюсь и вижу, что она стоит в тусклом подъезде. Все лампы уже погашены, остальные девушки дома и дети спят.

— Ты позже, чем обычно, — замечает она, скрестив руки на груди. И хотя я знаю, что она не осуждает девушек, которые предпочитают проводить время с мужчинами вне работы, она также не заинтересована в том, чтобы быть няней после положенного времени.

Чувство вины скручивает мой живот, потому что я оставила ее намного позже нашего двухчасового комендантского часа.

— Мне очень жаль, Киери. Сегодня вечером в клубе произошел инцидент. Мистер Келли отозвал меня в сторону, чтобы поговорить об этом. — Это не ложь, но я все равно чувствую себя неловко, потому что знаю, что опоздала не из-за этого. И все же я не могу заставить себя говорить о Глебе. Ни с кем. От одной мысли о нем у меня ужасно пульсирует в груди.