Изящное искусство смерти
Шрифт:
— Реконструкция битвы при Ватерлоо? Как же это было возможно?
Небо к этому часу уже прояснилось, ветер разогнал клочья тумана.
— В действе принимала участие тысяча солдат, — поведал Де Квинси. Похоже, рассказом о событиях прошлого он пытался отвлечься от того, что его ожидало в ближайшем будущем. — Зрителей собралось тысяч, наверное, десять. Создавалась иллюзия настоящего сражения: грохотали выстрелы, все затянуло дымом.
— А места там достаточно?
— Более чем.
— Уже почти одиннадцать, — напомнил Беккер.
Де Квинси тяжело вздохнул и кивнул.
— Помните, — проинструктировал его Беккер, —
Констебль опустил взгляд на пальто, под которым скрывались наручники и штатная полицейская дубинка.
— Что бы ни замышлял убийца, он не станет ничего предпринимать, если вы будете рядом, — возразил Де Квинси. — Если я ошибаюсь и дело дойдет до насилия, я, по крайней мере, буду знать, что Эмили находится под вашей защитой. Ну а я должен рискнуть — вдруг удастся узнать что-то о судьбе Энн.
— Прошло столько лет, и она до сих пор так много для вас значит? — осторожно спросил Беккер.
— Когда я попрошайничал на улицах Лондона, она однажды спасла мне жизнь.
Де Квинси направился к входу.
Беккер сосчитал до двадцати, и они с Эмили пошли следом.
Ворота отчаянно нуждались в срочном ремонте: дерево местами потрескалось, краска облупилась. Продавец билетов лишь на мгновение оторвался от чтения газеты, на первой полосе которой красовалась большая статья об убийстве.
— Два шиллинга, — сказал он рассеянно.
Беккер заплатил из денег, которые ему выдали в Скотленд-Ярде.
Оказавшись внутри, констебль и Эмили оглядели почти пустой сад и увидели Де Квинси. Он шел по дорожке, усыпанной белым гравием, между сбросившими листву деревьями. Вот он приблизился к летней эстраде и сбавил шаг, словно ожидал, что к нему сейчас подойдут. Ничего не произошло, и Де Квинси устремил взгляд на ряд открытых кабинок, в которых стояли столики, откуда отдыхающие могли наблюдать за действием на сцене. По-прежнему никто не пытался приблизиться к маленькому человечку.
Делая вид, будто они наслаждаются окружающим пейзажем, Беккер и Эмили прошли мимо здания, украшенного многочисленными шпилями, арками и куполами, — оно будто бы перенеслось в Лондон из Восточной Индии. Остановились ненадолго поглазеть на человека в цирковом костюме, который шел по веревке, туго натянутой над лужайкой между двумя деревьями. Чтобы удерживать равновесие, в руках он держал длинный шест. Костюм, некогда ярко-красный, выцвел и обветшал.
Беккеру стало интересно, где расположились остальные полицейские. Вероятно, часть их находилась в небольшой группе людей, без особого интереса наблюдавших за канатоходцем и, судя по виду, мечтавших получить обратно свои деньги. Гораздо больше их занимали разговоры, а предметом обсуждения — в этом Беккер не сомневался — являлось, конечно же, недавнее убийство.
Вдаль, сколько хватало глаз, тянулись деревья с голыми ветками. В окружении таких же голых кустов стояла скульптура, изображающая всадника. Хвост у лошади отсутствовал.
— Возможно, весной, когда на деревьях снова появятся листья, это место будет выглядеть не таким безрадостным, — следя за отцом, предположила Эмили.
Почувствовав запах дыма и услышав треск огня, Беккер и Эмили вышли на открытое пространство и увидели
Вывеска рядом гласила:
«Посмотрите с высоты на мост Воксхолл! Вестминстерский мост! Парк Сент-Джеймс!»
— А если шар рухнет, можно будет с близкого расстояния увидеть Темзу, — заметила Эмили.
Ее отец продолжал постепенно углубляться в сад.
— Когда-то здесь выступали акробаты, жонглеры, музыканты, — заговорил Беккер. — Устраивались фейерверки. Я слышал, были времена, когда по вечерам для освещения зажигали пятнадцать тысяч ламп. Их сияние можно было увидеть даже на том берегу реки. Тогдашние вечерние гуляния не уступали по роскоши королевским балам. Но теперь… — Он показал на разбитые плафоны на фонарных столбах. — Хозяева столкнулись с финансовыми проблемами. Сейчас то, что происходит здесь в темное время суток, совсем неподобающе.
— Вы говорите о проституции?
Беккер залился краской.
— Ой, я не хотела вас смутить, — спохватилась Эмили.
— По правде сказать, это я беспокоился, как бы не смутить вас, — признался Беккер.
— Отец всегда говорит со мной откровенно. Даже когда я была маленькой, он никогда не относился ко мне как к ребенку. Так что я быстро повзрослела вместе с шестью оставшимися в живых братьями и сестрами.
— Если вспомнить, как он периодически скрывался от служителей закона, немудрено, что вы быстро познали жизнь.
— Отец называл меня своим шпионом.
— Вот как? — заинтересовался Беккер.
— В Эдинбурге ему часто приходилось жить вне дома, поскольку он боялся, что его арестуют. Отец скрывался на каких-то тайных квартирах, а я приносила ему еду, а также другие необходимые вещи, такие как перья и чернила. Поскольку люди бейлифа следили за нашим жилищем, я вынуждена была вылезать через окно с задней стороны дома, преодолевать стены и пробираться сквозь дыры в оградах. Когда я приходила в то место, которое отец использовал в качестве убежища, он передавал мне рукопись, чтобы я доставила ее издателю. Но за издателями тоже велась слежка, и мне снова приходилось карабкаться через стены и лазать в окошки. Я доставляла рукопись по назначению, получала плату и возвращалась к отцу. Из тех денег, что я приносила, он забирал самый минимум на собственные нужды, а все остальное велел относить матери.
— Похоже, что у вас было тяжелое детство.
— Вовсе нет! Оно было восхитительное.
Беккер услышал позади быстрые шаги.
— Держитесь рядом, — сказал он девушке.
Готовый к любым сюрпризам констебль обернулся и с удивлением обнаружил, что по тропинке к ним спешит инспектор Райан.
Инспектор был не похож на самого себя. Вместо привычной неряшливой одежды на нем красовалось распахнутое парадное пальто серого цвета, под которым виднелись строгие серые же брюки, такого же цвета жилет и длинный, до колен, пиджак. Если бы не неизменная кепочка, прикрывающая рыжие волосы, он бы мог сойти скорее за чиновника, чем за детектива.