К барьеру!_N 16-17_ 2009
Шрифт:
Визенталь утверждает, что вскоре после ампутации смог пройти пешком 170 миль до другого лагеря. Он оказался в лагере Маутхаузен в Австрии, где гангрена по его ноге распространилась до колена. Однако, когда лагерь освободили, Визенталь смог встать и выйти из барака. Вылечить ногу без ампутации можно было только антибиотиками, что крайне маловероятно.
Визенталь выздоровел поразительно быстро — всего через 20 дней он вызвался помогать американцам в расследовании военных преступлений. «Утверждая, что находился в 13 концлагерях — в действительности он находился не более чем в шести — Визенталь представил список из 91 имен тех, кто был виновен в бессчетных страданиях», — пишет автор.
Позднее Визенталь писал, что за несколько недель вместе с американцами изловил много преступников. Однако в его резюме, составленном вскоре после войны, не упоминается его сотрудничество с американцами. В документе сказано, что Визенталь был вице-председателем Еврейского центрального комитета в американской оккупационной зоне в Австрии.
В феврале 1947 года Визенталь создал Центр еврейской документации в Линце. «По словам Визенталя, он услышал от одного американского офицера антисемитское высказывание и понял, что члены союзнической коалиции никогда не будут охотиться за нацистами в необходимых масштабах», — пишет Уолтерс. Команда Визенталя собрала показания 3289 бывших узников — намного больше, чем англо-американские силы.
«В глубине души Визенталь был шоуменом, и, найдя для себя роль ведущего охотника за нацистами в мире, он играл ее хорошо», — заключает автор, отмечая, что ложь Визенталя в итоге служила благому делу.
NEWSru.com
ОБЪЯВЛЕНИЕ
16 сентября в Мосгорсуде
состоится заседание по рассмотрению его жалобы
на приговор Савеловского суда, постановивший ему наказание
в виде 2-х лет лишения свободы (условно)
и запрещение работать главным редактором.
Начало в 10.00, зал № 222.
Адрес: Богородский вал, д. 8,
станция метро «Преображенская площадь».
Просим читателей своим приходом поддержать Ю.И. Мухина.
КУЛЬТУРА И КУЛЬТПАСКУДСТВО
ИЗ ЖИЗНИ ДВОРЯНИНА ТОЛСТУШКИНА!
Писателю Борису Львовичу Васильеву, ветерану КПСС, лауреату премии Ленинского комсомола, исполнилось 85 лет. Радость-то какая! Да как же! Вот ведь что в эти лучезарные юбилейные дни мы услышали о нём с телеэкрана, прочитали в газетах и в Интернете: «Чистый и добрый человек, русский потомственный интеллигент»… «русский классик, потомственный дворянин…» Чуете? Классик!.. Потомственный!.. Или: «То, что такой удивительный человек встретился мне на жизненном пути, — это счастье. Человек с большой буквы». Слышите? Счастье! С большой!.. «В наши меркантильно-продажные времена он сумел сохранить и честь, и достоинство»… Сумел!.. А тут ещё его прекрасное интервью американской газете The New Times. Как же! Цивилизованное сообщество должно знать.
Но вот что любопытно. Допустим, Маяковский — и это в те-то годы разгула диктатуры пролетариата, когда, как рассказывают Радзинский и Млечин, расстреливали только за то, что на руках не было мозолей! — в ту ужасную пору поэт не скрывал своего дворянства и не то что в анкетах писал, а даже в стихах орал на всю страну:
Столбовойотец мойдворянин.Кожа на руках моихтонка…Представляете, никаких мозолей, и он этим вроде бы даже хвастается. А вот от Михалковых, Юровских, Якубовских и множество других таковских классиков, которые раньше совали нам свои мозолистые руки, теперь, когда им лет шестьдесят-семьдесят, мы вдруг услышали, что они дворяне из дворян. Проснулись! Будто новорожденные. А на днях мой читатель тов. Талберг сообщил мне, что и Эдвард Разинский «чуть ли не из Рюриковичей». Вот с ними и Борис Львович. Странно.
А как о его родителях ныне пропели! «Мать Елена (Эли) — утонченная красавица с грустной улыбкой», видимо, никогда не сходившей с её утонченного лица. Конечно, при такой увесистой утонченности Эли не могла не быть дворянкой. Мало того, как можно узнать из Интернета, она «происходила из старинного дворянского рода, в ветвях генеалогического древа которого сплетались родственные ветви Пушкиных и Толстых». Сказано как-то не очень внятно, но суть ясна: Борис Львович — в родстве и с Пушкиным, и с Толстым. Раньше подобную новость мы слышали из современных титанов только о Егоре Гайдаре: он-де потомок Лермонтова. Но тут есть некоторое сомнение, ибо Лермонтов не успел жениться и потомства не оставил. А у Пушкина и Толстого были кучи детей. Какие тут могут быть сомнения? На месте Васильева я бы вместо такой заурядной фамилии взял бы псевдоним Толстушкин.
Так пишут о матери, а вот об отце: «Лев Васильев — кадровый офицер, дворянин. Закончил юнкерское училище». Интересно, какое? Их было тогда всего семь. Мой отец в 1916 году закончил Алексеевское, что было в Лефортове. А Лев Александрович? Если все выпускники юнкерских училищ становились потомственными дворянами, то, черт возьми, я тоже дворянин! Надо герб заказать Илье Глазунову, тоже вроде дворянину.
Но тут нельзя не вспомнить, что не так давно и сам Васильев, и его биографы говорили о его дворянстве только со стороны матушки Эли, а у отца кратко указывали только профессию: военный. Как Жириновский: «Отец? Юрист». Например, в биографическом словаре С. Чупринина сказано о Борисе Львовиче: «Родился в семье офицера». И всё. А вот теперь и батюшку пожаловали дворянством. Что ж, в демократической России жизнь не стоит на месте. Мне кто-то рассказывал, что поэтесса Людмила Щипахина, известная советская патриотка, член КПСС с 1972 года, по милости Божьей стала графиней. Можно поверить. Ведь с каким умилением она рассказала в автобиографии о том, как где-то когда-то по какому-то случаю её бабушке пожал руку или даже поцеловал сам Государь Император, помазанник Божий. До самой смерти она эту руку не мыла, так и в гроб положили.
Но читаем об отце дальше: «В Первую мировую дослужился до чина поручика». Ну, тут хвастаться нечем, ибо из училища он наверняка, как мой отец, вышел подпоручиком или даже прапорщиком. То есть по табели о рангах 1896 года за войну он поднялся лишь на одну ступеньку: из 12 класса перешел в 11-й.
Нельзя не обратить внимание читателя и на то, сколь драматична была судьба родителей! «Эли мечтала о сыне». Видимо, в надежде, что он станет классиком русской литературы? Но «у Эли была открытая форма туберкулёза, дни её были сочтены». Какой ужас! Однако кто-то ей дал совет: роди, матушка! И туберкулёзная дворянка Эли родила. И что же? Мечта сбылась: младенец стал классиком Толстушкиным! А сама Эли дожила до 86 лет. И сынок дожил уже до 85 без всякого туберкулёза. Дворянство унаследовал, а от туберкулёза отказался. Вот какие дивные истории бывают среди утонченных дворян.
Но не будем придираться. В общем и целом с родителями классика всё прекрасно и даже трогательно, кроме отмеченных мелочей. А вот в облике самого Бориса Львовича меня кое-что несколько смущает.
Например, объявив себя вроде бы олицетворением чести и достоинства, что подтверждают газеты, как однако их благородие изволят выражаться по адресу своих старших коллег — полководцев Гражданской и Великой Отечественной: «Шаркуны, а не вояки!.. Тупицы!.. Дураки!..» Вот так добрый человек, вот так потомственный. Можно подумать, это он разбил Колчака и Деникина, защитил Москву и взял Берлин, что и позволяет ему с этакой высоты вот так выражаться. Да ещё — о своих соотечественниках в беседе с иностранцем для иностранной газеты… Тут я впервые несколько усомнился в его происхождении. В самом деле, не дворянское же это дело так буйно вопить. И о ком!
Презрительно и высокомерно влепил «шаркуна» Семёну Михайловичу Буденному, прошедшему в русской армии путь от рядового солдата до Маршала Советского Союза, восьмикратному Георгиевскому кавалеру (пять крестов и три медали), трижды Герою Советского Союза. Да перед ним мелкой дрожью дрожали все эти Деникины, Мамонтовы и Шкуро, которых они с Ворошиловым во главе легендарной Первой конной гоняли по российским просторам до полного их издыхания или бегства за море. Да ведь если по совести, вы, Борис Львович, со всеми вашими двадцатью томами не стоите хвоста жеребца Буденного, на котором он принимал парад на Красной площади 7 ноября 1941 года.