К далеким берегам
Шрифт:
В сентябре 1743 года, когда известие о смерти капитан-командора Беринга получилось в Петербурге, сенаторы как раз обсуждали результаты Великой северной экспедиции.
Обер-секретарь Сената Кириллов, который мог бы объяснить им, как много сделали участники экспедиции, уже умер. Сенаторы мало интересовались открытиями новых земель в таких далеких местах, до которых было чрезвычайно трудно дойти. Они с недовольством говорили о том, что экспедиция стоила дорого, а нельзя теперь же извлечь много пользы из ее достижений.
Торговлю с Америкой и Японией завязать не удалось. Полученные
«Крестьяне с начала той экспедиции находятся в дальних и в самых трудных и беспокойных работах и претерпевают вящую нужду. Многие из тех экспедичиых работ не возвращаются лет по десять и более. От того домы их за взятием в те тяжкие работы разорились и пашенные земли опустели», говорили сенаторы.
Сенат постановил послать указ капитану Чирикову, чтобы ом с командой выехал нз Якутска и ждал в одном из сибирских городов дальнейших распоряжений.
Чирикову пришлось остановиться в Енисейске. Он послал рапорт в Адмиралтейств-коллегию о том, что не может оправиться после цынги и не в состоянии продолжать службу.
«От природы я был не крепок, а от вышеупомянутой болезни еще и ныне не освободился и с ног знаки цынготные не сошли», писал Чириков.
Однако в Петербурге с окончанием экспедиции как будто забыли об ее участниках, еще остававшихся в Сибири. Чирикову удалось вернуться только в 1746 году.
Его произвели в чин капитан-командора. Адмиралтейств-кол-легия поручила ему надзор за школами, находившимися в ее ведении. Но Чириков был уже тяжело болен и прожил недолго.
«Память его у всех, кои его знали, в забвение не прийдет», писал после смерти Чирикова академик Миллер, очень ценивший его знания и преданность делу, способностп и самоотверженную скромность.
Лишь позднее выяснилось, что последнее плавание Беринга и Чирикова принесло и ту практическую выгоду, которой требовал Сенат. На островах, открытых ими, не было ни драгоценных руд, ни соболей. Но шкурки морских бобров и котиков так же оказались своего рода пушным золотом, как и собольи меха.
Промышленники, охотившиеся на морских зверей, начали снаряжать на Камчатке небольшие суда и посылать их по пути, который разведал Беринг.
Они привозили богатую добычу с Командорских островов, как начали называть остров Беринга и расположенный недалеко от него остров Медный. Потом стали плавать к Алеутским островам, открытым Берингом и Чириковым.
У этих островов тоже оказалось очень много морских зверей. Постепенно осваивая Алеутские острова, русские люди доплыли до Аляски. На Американском материке появились русские поселки.
Капитан-командор Беринг и его спутники не только нанесли на карты новые земли, но и расширили российские владения на Тихом океане.
Путешественники, делавшие замечательные географические открытия, не
СОЛДАТСКИЙ СЫН
Осенью 1732 года жил и учился в Москве солдатский сын Степан Крашенинников. Ему только что исполнился двадцать один год. Он учился уже почти восемь лет и был очень прилежен. А знаний за эти годы Степан Крашенинников накопил не Очень много, потому что в школе, где он учился, занятия велись, по программам, устаревшим еще много лет назад.
В Москве, на торговой Никольской улице, между Красной и Лубянской площадями, стоял монастырь, окруженный высокой белой стеной. Он назывался Заиконоспасеким, потому что находился за иконным рядом, в котором продавались иконы. Во дворе монастыря стояло кирпичное здание, а в нем помещалась школа, в которой учился Крашенинников.
Она имела длинное и сложное название: Славяно-греко-латинская академия. Обычно ее называли проще, но почему-то во множественном числе: Спасские школы.
Эта школа была основана еще в конце XVII века с одобрения патриарха. Влиятельные среда московского духовенства люди выработали для нее план обучения. Сами они учились в старинной киевской бурсе. А там ученики получали те знания, которые в западноевропейских школах давались еще в средние века. В Спасских школах стали учить так же, как в киевской бурее.
Обе школы, и киевская и московская, должны были преимущественно готовить образованных священников и других деятелей церкви. Но богословие преподавалось лишь в последнем классе, где обучались четыре года. В остальных классах ученики получали общеобразовательную подготовку.
Проучившись несколько лет в младших классах, можно было определиться на ту или иную службу. Поэтому сюда стали отдавать сыновей и люди, не предназначавшие своих детей для церковной службы.
Нужно было очень долго учиться, для того чтобы окончить школу: не меньше двенадцати лет. Среди священников нашлось мало охотников отдавать детей в ученье на такой долгий срок, потому что обучиться церковной службе можно было и дома без. больших хлопот.
Для того чтобы привлечь учеников, решили брать их на казенное содержание. В младших классах ученики получали по три копейки в день, а в старших — четыре копейки. Это было-очень мало. Но все лее на три-четыре копейки в день в то время прожить было можно, хотя и трудно. Поэтому случилось то, на что не рассчитывали основатели школы. Туда стали отдавать детей не столько священники, сколько нуждающиеся люди, желавшие учить сыновей, но не имевшие для этого средств: солдаты, дьячки, ремесленники, мелкие служащие.