К неведомым берегам
Шрифт:
— Вы напрасно так браните Аян, — возразил великий князь, усаживаясь в кресло. — Аян считают будущей опорой военного флота на востоке.
— Потому что нет другого, о чем я и говорю! — с запальчивостью воскликнул Невельской. — А отсюда прямой вывод: надо продолжить поиски, проверить еще и еще раз побережье до Аяна и изучить все береговые извилины до самой Кореи…
Константин Николаевич вскочил с кресла и замахал руками, протестуя, но это не остановило разгорячившегося Невельского.
— Надо, наконец, основательно исследовать устье Амура!.. А здесь, как назло, мы почему-то не только не обнаруживаем настойчивости и упорства, но даже попросту уклоняемся от каких бы то ни было попыток исследования. — Он остановился и понизил голос: — Я хочу, ваше высочество, с вашей помощью добиться согласия на это исследование, трудное и ответственное, и сочту разрешение за величайшую для меня милость!
— М-м-м… — замялся великий князь. — Вы, по-видимому, совершенно не желаете считаться с данными, установленными Лаперузом, Бротоном и, наконец, вашим божеством — адмиралом Крузенштерном. А они положительно утверждают, что вход в Амур для морских судов непроходим, так как загроможден банками, мелями и песками…
— Ваше высочество! — воскликнул Невельской. — Обратите внимание на то, как издавна все государства интересовались и интересуются до сих пор устьем Амура! А ведь в нем наше вечное незыблемое владычество над побережьем Тихого океана, в нем наш естественный водный путь от побережья на тысячи верст в глубь своей страны, в нем наше снабжение всего азиатского и американского севера хлебом. От владения Амуром зависит наша мощь на востоке! Иностранцы, особенно англичане, проникают сюда к нам под самыми неправдоподобными предлогами: здесь и десятки экспедиций для отыскания пропавшего Франклина, здесь и бесчисленные китоловы под флагами Соединенных Штатов, Англии, Голландии, Франции и даже сухопутной Швейцарии. Здесь и подозрительные купцы с пушками вместо товаров, и будто бы занесенные бурями разные морские бродяги. И это все воронье, ваше высочество, нет-нет да и пробует пройти в Амур и Охотское море между Сахалином и берегом!..
— Все это так, — прервал Невельского великий князь, подойдя к нему вплотную и с какой-то снисходительностью глядя сверху вниз на тщедушную фигурку, — все это так… я все это знаю и сочувствую, но чем я-то могу помочь?
— Я прошу вас, ваше высочество, во-первых, как я уже сказал, помочь мне получить в командование транспорт «Байкал» и, во-вторых, поддержать мое ходатайство перед светлейшим князем Меньшиковым о поручении мне, после сдачи груза в Петропавловске, обследовать побережье южнее Охотска, войти в устье Амура, пересечь по сухому пути перешеек между Сахалином и материком и дойти до Татарского залива.
— Второе уже сделано без вас, — возразил великий князь. — И повторяю, достаточно авторитетно: имена Крузенштерна, Лаперуза и Бротона сами говорят за себя.
Невельской, однако, не сдавался.
— Ваше высочество, нет таких морских авторитетов, которые бы не ошибались. Вам самим прекрасно известны ошибки таких светил, как Колумб, Васко да Гама, Магеллан, Кук — всех не перечесть. Чем лучше их Лаперуз, Бротон и Крузенштерн? Ведь ни один из них перешейка не пересек ни вдоль, ни поперек, а без этого, согласитесь, какие бы то ни было доводы являются только более или менее убедительными предположениями… То же самое надо сказать и об устье Амура: надо пройти промерами весь лиман вдоль и поперек: непроходимый для судов в одном месте, он может оказаться легкопроходимым в другом, еще не обследованном. А утверждать, что самый Амур мелководен и что устье его загромождено песками, преждевременно. Только после действительно тщательного исследования с чистой совестью можно будет отказаться от южного порта или порта в устье Амура, от плавания по Амуру и защиты Приамурья… И вам, ваше высочество, лучше меня известно, что откладывать задуманное мною надолго нельзя: вряд ли мы получим еще раз отсрочку!
— К крайнему моему сожалению, Геннадий Иванович, я вынужден ответить вам решительным отказом, — твердо произнес великий князь и, видимо взволновавшись и сам, опять зашагал по каюте, потом стал спиной к Невельскому и молча долго смотрел в широкое окно на оживленную гавань.
Невельской, дрожа от обиды, бурно переживал решительный отказ от удовлетворения его первой в жизни и, как ему казалось, небольшой просьбы и тоже молчал, тщетно стараясь сложить упрямившуюся, развернутую на столе карту…
— Геннадий Иванович, — неожиданно и как будто вдруг решившись на какой-то опасный шаг, повернулся к нему великий князь, — ведь это первая ваша ко мне просьба, не правда ли?
— Да, ваше высочество, первая и…
— И последняя, хотите сказать?.. Вам тяжело, я это вижу и до сих пор колебался, что предпринять, так как вы вправе были ожидать от меня другого ответа, но дело в том, что вы знаете далеко не все… — он остановился.
Невельской быстро вскинул вверх голову и уже не спускал глаз с лица великого князя. Чего же он еще не знает об Амуре?
— Я решился вам сообщить, совершенно секретно, что творилось в последнее время, скрывалось и скрывается даже и от меня… Знаете ли вы, что императору недавно был сделан министром иностранных дел доклад, поддержанный министрами — военным и финансов, о том, что даже простая разведка на Амуре, даже один намек на какие-то действия со стороны России может вызвать неудовольствие европейских государств, особенно Англии?.. Ну вот… И что, несмотря на это, император решил послать для исследования Амура и вопроса о Сахалине экспедицию во главе с Путятиным…
— Я знаю, что она отменена, — сказал Невельской.
— И тем не менее экспедиция состоялась!
— Нет, об этом я ничего не слышал, — смущенно ответил Невельской. Лицо его покрылось красными пятнами.
— Ну так вот, Геннадий Иванович, — понизил голос великий князь, повторяю, что я решил посвятить вас в эту государственную тайну, разглашение которой может повредить не только вам, но и мне, запомните это.
Невельской поклонился.
— Секретная экспедиция под видом занесенных бурей рыбаков, отнюдь не русских, а какой то неизвестной национальности, под каким-то несуществующим разноцветным флагом, поручена была контр-адмиралу Врангелю, как главе правления Российско-Американской компании, втайне от членов его правления! Возглавил экспедицию корпуса штурманов поручик Гаврилов, знаете такого?
— Да, ваше высочество, слышал: дельный и опытный офицер, но больной, как я слышал на днях…
— Так вот, команда его маленького брига, кстати сказать, моего имени «Константин», набранная умышленно главным образом из алеутов и американских креолов, даже не должна была знать, где находится ее бриг… Я не видал рапорта Гаврилова Врангелю о результатах разведки, но знаю точно содержание резолюции императора на представленном ему докладе: «Весьма сожалею. Вопрос об Амуре, как реке бесполезной, оставить; лиц, посылавшихся к Амуру, наградить». Теперь посудите сами, к чему повела бы попытка с моей стороны поддержать вас перед государем в вашем благородном и бескорыстном порыве, хотя я ему весьма сочувствую и разделяю… За ваше назначение на «Байкал» я ручаюсь. Это в моих силах. И если вы еще однажды придете и скажете: желаю на «Байкал», то быть сему. Но подумайте: целесообразно ли это? После всего мною вам сказанного. Подумайте и приходите.