К неведомым берегам
Шрифт:
Все застыли.
— Слышите? — крикнул он в сторону поющих матросов. — Не дышать…
— Ничего не слышим, — зашептали офицеры, тоже прислушиваясь.
— И я тоже, — серьезно заявил Невельской, — но я рассчитывал услышать бряцание оружием тех четырех тысяч маньчжур, которые день и ночь стерегут вход в Амур!
— Ха-ха-ха! — смеялись офицеры.
— Подкиньте, ребята, свеженьких сучьев сюда! Может, на огонь пожалуют!
Но маньчжуры не жаловали…
— Здесь мы построим крепость, — ни с того ни с сего однажды показал рукой Невельской на глубоко вдавшийся в реку полуостров, — она будет запирать вход в Амур с моря.
Этим он выдал свои сокровенные мечты: он не только исследовал, но и мысленно решительно закреплялся в этих местах, — он их занимал и собирался защищать.
Приближались к широте, до которой доходил Бротон. Перешеек все еще не появлялся, но проход между берегом и Сахалином постепенно суживался и мелел. И опять настроение упало. Шлюпки уже подходили к широте, до которой добрался Бротон, так что перешеек, если бы он существовал, представлял бы только узенькую полоску земли. Узенькую, однако превращавшую остров в полуостров.
Это случилось 22 июля 1849 года. Проход сузился до четырех миль. Хорошо был виден унылый и пустынный берег Сахалина с выступавшим далеко вперед низменным мысом, к которому ровной дугой стремилась с обеих сторон линия берега.
— Вот вам!
Попов встал и выразительно очертил по воздуху полукруг открывшегося залива и недовольно пожал плечами. Невельской кивнул головой: «Вижу», — и тоже пожал плечами, не сводя, однако, глаз с мыса. И вдруг нервно вскочил и закричал во всю силу легких, топая ногами и приседая, как бы помогая ходу шлюпки:
— Навались! Еще! Еще!
Вершина мыса на глазах стала отделяться от другой половинки, и, раздвигаясь, обе части дуги поползли в стороны.
— Навались, черти! Навались! — кричали сзади почти одновременно Гревенс и Гроте. Со стороны показалось, что дан старт для какого-то безумного состязания — лодки стремились в открывшуюся щель.
— Ура! — кричали люди на всех шлюпках.
— Ура! — бросали вверх шапки офицеры.
Перед изумленной командой открылся глубокий пролив в четыре мили шириной: на несколько миль вперед видны были оба берега пролива.
— Ура! Остров! — кричал Невельской.
— Ого-го! Остров! — кричали со всех лодок.
Высадились на берег.
— Шампанского! — требовали сиплыми, простуженными тенорками Гревенс и Гроте.
— Шампанского! — требовал басом Попов и тут же устроил чехарду, в которой приняли участие и забывшие об усталости матросы.
Со стороны можно было подумать, что на берег высадились два десятка бежавших из больницы бесноватых, не знающих, что с собою делать. Смотреть, однако, на них было некому.
— Все запасы сюда! — распорядился Невельской.
Разостлали брезент, разложили всю провизию. Увы, шампанского не оказалось. Досталось только по две чарки водки.
Радостно было смотреть на развевающиеся русские флаги!
— Господин капитан, — тихонько доложил стоявшему в стороне Невельскому поручик Попов. — Продовольствие сильно подмочено.
— А мы будем есть мокрым и соленым, — бесшабашным тоном ответил Невельской и махнул рукой.
— Его хватит еще только на пять дней.
— А мы слопаем в один! Ну вас к черту! Съедим, и все тут.
Он присел на край вытащенной на берег шлюпки и достал из бокового кармана затрепанную записную книжку.
— Ребята! — обратился Невельской к матросам. — Все ли вы хорошо видите пролив? Можно донести об этом в Петербург?
— Видим все, ваше высокоблагородие, — заговорили матросы. — Доноси!
— Ну вот, а что, если там дальше окажется перемычка и пролив тут же оканчивается?
— Не может быть, — возражали матросы.
— А вот и нет, может оказаться. Чтобы знать наверняка, надо пройти вперед еще миль десять, до того места, до которого с юга доходил по воде английский капитан Бротон. Вот когда дойдем до этого места, тогда можно и доносить.
— Дойдем, приказывай вперед! — кричали матросы.
— Вы слышали, что продовольствия у нас на пять дней, а для того, чтобы дойти туда и вернуться на транспорт, нужно не менее семи?
— Поголодаем два дня, и все! Идем! — дружно решили матросы.
И они пошли и убедились.
Последние четыре дня обратного пути пришлось голодать: селения не попадались, да и не до них было — шли быстро, но промеров не бросали. Промышляли по берегам в кустарниках зайцев и ловили рыбу.
Подошли к транспорту 1 августа вечером. Орать начали по крайней мере за две мили, требуя салюта. И дождались: на «Байкале» замигали огни, забегали люди, и при вступлении капитана на трап одиннадцать пушечных выстрелов огласили пустынным берегам весть о счастливом событии, о начале на этих берегах новой жизни.
6. Женский заговор
Упорные юго-восточные ветры с океана гнали над Аянским заливом нескончаемые караваны туч. Подстегиваемые ветром, косые дожди нещадно хлестали кланявшуюся в беспомощном трепете чуть не до земли робкую, покорную березу, и озорно свистела ветру вслед, чуть качаясь острыми копьями вершин, привычная к сумасшедшим шквалам колючая черная ель.
За непроницаемой завесой дождя совсем скрылась крохотная аянская фактория Российско-Американской компании, еще не возведенная в высокий ранг морского порта.