К новому берегу
Шрифт:
Лидум подозрительно покосился на лыжи, потом заглянул в машину и облегченно вздохнул:
— Господь миловал — только две пары… Я могу остаться зрителем.
— Почему? — засмеялась Валентина. — Лыжами будем пользоваться по очереди. Неужели вы думаете, что мы с Айваром такие эгоисты и не дадим вам поразмять ноги?
— Н-да… — задумчиво протянул Лидум. — Боюсь, что из этого ничего не выйдет. К вашему сведению, я на редкость консервативный старик. Меня никак не приучить к некоторым широко признанным вещам. Наверно, потому, что в молодости они были мне недоступны.
— Например? — спросила Валентина.
— Расскажу по пути, — ответил Лидум. — А куда мы, собственно говоря, направимся?
— Туда, где есть лес, холмы и много снега. Неплохо, если там будет река или озеро. Назовите что-нибудь подходящее — ведь вы лучше знаете окрестности Риги, чем я.
— Айвар, что ты скажешь? — Лидум посмотрел на сына.
— Поедем в сторону Саулкраста, — сказал Айвар. — Там за Гауей, не доезжая Лиласте, есть такие места.
— Ладно, поехали.
Лидум сел рядом с шофером, Валентина с Айваром позади.
Когда машина набрала скорость, Лидум начал рассказывать:
— Перед войной, когда я работал в Н-ском уезде, некоторые товарищи решили во что бы то ни стало сделать из меня охотника. Старались убедить, так же вот как сейчас вы, Валентина, что мне нужен отдых, свежий воздух, что надо рассеяться и тому подобное, и охота все это якобы обеспечивает вполне. Я, конечно, отговаривался, что у меня нет времени, что стрелять я умею только из боевой винтовки, к тому же страдаю ревматизмом, но разве таким что докажешь! «Только разок попробуйте, и вас не вытащишь из лесу…» — уговаривали они. Ладно, если уж так, попробуем. И вот однажды, в начале зимы, я поехал с ними в лес. Местность прекрасная: красивый хвойный лес, снег по щиколотку, воздух — как на курорте. Поставили меня на просеку, в некотором отдалении от других, а загонщики криками и шумом выгоняли прямо на нас лесных обитателей: козуль, зайцев и лисиц. Зверей там было, что в охотном ряду на базаре, — можно было настрелять хоть целый воз, но верите ли, за весь день я выстрелил только раз — и то для того, чтобы отпугнуть красивого самца козули, который бежал прямо на моего соседа и неминуемо бы погиб, если бы я не предупредил его. Весь день я ужасно скучал и нетерпеливо ожидал отъезда домой, но мне еще пришлось участвовать в общей трапезе охотников, слушать, как они хвалятся своими успехами и врут друг другу в глаза. Может, я человек ограниченный, может, у меня чего-нибудь не хватает, но я никак не могу понять одного, какая радость без нужды уничтожить живое существо? Я понимаю промысловых охотников: они зарабатывают себе на жизнь, стреляют в зайца или птицу, чтоб приготовить себе обед, — это имеет определенный смысл; но в моем мозгу никак не укладывается то, что люди убивают безвредных лесных зверей только для того, чтобы видеть кровь, — свою добычу от такой охоты они чаще всего отдают друзьям и знакомым. Нет, охотник из меня не вышел, да и навряд ли когда-нибудь выйдет.
— Вам все равно придется научиться отдыхать, — сказала Валентина. — Это необходимо.
— Слишком я непоседлив, — продолжал Лидум. — Лежать в гамаке могу не больше десяти минут, потом должен встать и походить. Прошлым летом наш министр Земдег потащил меня на озеро — он страстный рыболов и может простоять с утра до вечера на одном месте, поджидая, когда клюнет рыба. Я и на это оказался неспособным. Мне все равно, клюет пли не клюет. Собирать ягоды, ходить по грибы — вот это я понимаю. Тогда человек может прогуляться, всласть подумать, помечтать, а заодно надышаться свежим воздухом. Мне нужно движение, деятельность, напряжение, иначе я конченый человек.
— Жаль, что мы не взяли с собой третьей пары лыж… — заметила Валентина. — Ведь вы по своему характеру настоящий кроссист, товарищ Лидум.
— Какой из меня сейчас кроссист…
— Об этом поговорим вечером. Иногда вечер бывает мудренее утра.
…Там был прекрасный сосновый бор, горы и холмы, отлогие подъемы и крутые спуски для смельчаков, а внизу, справа от шоссе, замерзшее озеро. И такая тишина, что слышно было, как падали в снег сосновые шишки. Посредине озера сидел на своем ящичке одинокий рыболов и не спускал глаз с маленькой проруби, как кот, стерегущий щель в ожидании мыши.
Валентина и Айвар до полного изнеможения ходили на лыжах. Ян Лидум прохаживался по берегу озера в теплых фетровых сапогах и выкурил первую трубку. Он все еще никак не мог примириться с тем, что ничего не делает, просто так прогуливается по опушке леса, дышит свежим воздухом и любуется природой. Почему он не может, как Земдег, выключаться, целый день совсем не думать о фабриках и производственном плане, бездумно отдаться своему хорошему настроению?… Почему у министра по понедельникам, а иногда и в середине недели, красные глаза и воспаленные веки? Выпивает, такой-сякой, больше положенного, портит здоровье и теряет работоспособность… После этого плохое настроение, все виноваты и никто ему не угодит. Книг не читает, в журналах смотрит только картинки, о содержании газет судит только по заголовкам статей, полагаясь на старый багаж, хотя от него давно уже ничего не осталось.
Ян силился отогнать эти непрошеные думы, но заботы не покидали его, навязчиво лезли в голову всякие неприятные мысли. Тогда он начал собирать сухие сучья, хворост, наносил огромный ворох и развел огонь. На старом пне он приготовил обеденный стол. Впрочем, немного погодя Валентина несколько изменила «сервировку» по своему вкусу: накрыла пень чистой бумагой, вилки и стаканы велела взять в руки, а «стол» уставила термосами и бутербродами. Каждый сам накалывал на деревянный вертелочек охотничью колбасу и поджаривал ее над костром. Лидум удивлялся — он уже давно не ел с таким аппетитом, как сейчас.
— Так можно проесть всю свою зарплату! — смеялся он, уплетая четвертый бутерброд и поджаривая неизвестно какую по счету колбаску. — Валентина, наверно, прибавила к еде какого-нибудь зелья.
— Не иначе, товарищ Лидум! — Валентина взмахом руки показала на окрестность. — Прибавила все это — солнечный свет, запах хвои, дым костра и лесной ветерок, — такие витамины еще не изготовляют ни в одной лаборатории.
Кончилось тем, что они запели. Как серебряный колокольчик, звенел голос Валентины, которому вторили густой бас Лидума и баритон Айвара. Грустную песню сменила удалая, и вместе со словами песен лица певцов отражали разнообразнейшие чувства: грусть, нежность, упорство, боль и светлую радость. Певцы не заметили, как потемнело небо и внезапно наступил глубокий сумрак, не слышали они, как налетел ветер и закачались верхушки сосен; они пришли в себя, только когда порыв ветра бросил в их лица горький дым костра и одежду осыпало хлопьями золы. Тотчас же посыпался мелкий колючий снег, будто кто-то высыпал огромный мешок крупы.
— Спасайся кто может! — вскрикнула Валентина. Все бросились собирать посуду и скрылись в машине. Только там, схоронившись от непогоды, Ян Лидум что-то вспомнил и сердито проворчал:
— Леший тебя возьми! Ведь я еще не выкурил второй трубки! Как можно стать таким забывчивым…
Все рассмеялись. Смеялся и Лидум. Но когда закурил трубку, признался, что никогда раньше не пробовал такого душистого курева.
— Впредь придется чаще ездить в лес — дело стоящее…
— И реже курить… — заметила Валентина. — Тоже дело стоящее.
Айвар весь день вспоминал Анну: вот бы и она была здесь, вместе с ними… Все, что они сегодня делали, было бы тогда еще лучше, прекраснее, полнее…
Приехав домой, Ян Лидум сказал Валентине:
— Я очень признателен, что вытащили старого барсука из норы. Согласен провести так еще не один выходной день. Большое спасибо, девушка!
— Вам спасибо, что согласились… — улыбнулась Валентина. — На следующее воскресенье придумаем что-нибудь другое — соревнования, театр, концерт или кино… может, все вместе.