К новому берегу
Шрифт:
Он набил полные ясли сена, чтобы коровам хватило на целый день (доить их не надо было; недели через две они должны были отелиться), насыпал свиньям полные кормушки мелкой картошки, набросал зерна курам и собрался ехать в город. Он надел лучшую одежду, начистил до блеска сапоги, а к жилету прицепил старую часовую цепочку. Заперев все двери и оставив собаку сторожить усадьбу, Антон Пацеплис еще до рассвета выехал со двора.
В городе он заехал в парикмахерскую и велел сбрить бороду, постричь волосы. На вопрос парикмахера, каким одеколоном побрызгать, Пацеплис ответил:
— Самым крепким и самым стойким. У меня сегодня торжественный день.
2
Во время последней поездки по волостям Ильза Лидум простудилась и впервые за всю свою жизнь очутилась в положении больной. Ей казалось смешным и несправедливым, что человек с температурой чуть повыше тридцати семи должен лежать в постели, принимать лекарства и ничего не делать. Но ни врач, ни Артур не хотели слушать ее возражений. Пилаг даже побранил ее, когда в понедельник утром она заявила по телефону, что думает после обеда выйти на работу.
— Пока не разрешит врач, я запрещаю вам появляться в исполкоме! — строго ответил Пилаг.
— А проверка готовности волостей к весеннему севу… — попыталась возразить Ильза. — Такое горячее время…
— Проверим без вас. Когда начнется весенний сев, вы будете уже на работе. Неужели вы ничего не можете нам доверить, товарищ Лидум? Как будто мы никуда не годимся.
Ильза сдалась. Хотя врач велел ей лежать в постели, она сама готовила обед, убирала квартиру: ведь легкое головокружение она не считала помехой.
Шел снег — вероятно, последний за эту зиму.
«Это хорошо, — думала Ильза, глядя в окно. — Минеральные удобрения завезут по санному пути. Лошади смогут отдохнуть и накопить силы к весенней пахоте».
Снег сыпал, как из решета, белой шерстяной шалью покрывал землю, улицы, накапливался на крышах и голых ветвях деревьев. Скрипели полозья, фыркали заиндевелыми ноздрями лошади, последний мороз румянил людям щеки. Снаружи по подоконнику прохаживался сизый голубь, время от времени поглядывая, не растворит ли Ильза окно, не насыплет ли ему корму?
Ильза думала о своей поездке. В Айзупской волости, к которой она была прикреплена как член исполкома, вступила в строй новая школа, и теперь дети будут учиться в просторных, хорошо оборудованных классах. Какое это было радостное событие! Лица школьников светились счастьем, когда они впервые вошли в светлые классы и сели за новые парты. А что за концерт устроили в красивом айзупском Народном доме! Какой хор, какой хореографический кружок! Не стыдно и в Риге показать.
С каким напряженным интересом слушали люди доклад о великих победах советских людей в послевоенной пятилетке… За примером далеко не ходить: здесь же в уезде было достаточно таких побед, которые могли убедить каждого в творческой силе советского строя. Жизнь с каждым днем становилась светлее, лучше, заживали нанесенные войной раны, груды развалин уступали место вновь воздвигаемым заводам, Дворцам культуры, жилым домам. Вместо взорванных мостов были построены новые, более крепкие и красивые. Снова гудели телефонные провода, а электрический ток нес свет и энергию. Как радостно работать, отдавать свои силы расцветающей жизни, видеть, как на твоих глазах вырастает новый, советский человек.
Хорошо жить в такое время и в таком обществе. Пусть за морями и далекими горами шипят темные силы, куют оружие, кричат о новой войне. Не испугают, не смутят они советского человека, не сойдет он со своей светлой дороги, ибо в самом его существовании все честные люди мира черпают веру в будущее и силы для сегодняшней борьбы.
Ильза так задумалась, что и не услышала стука в дверь. Она очнулась, когда стук повторился громче и настойчивее. Ильза вышла в переднюю и отперла дверь.
Вошел высокий человек, в заснеженном полушубке, в заячьей ушанке, с заиндевевшими усами. В руках он держал мешок.
Ильза узнала этого человека, хотя не видела его больше двадцати пяти лет. И разом рассеялось ее приподнятое настроение, потускнел солнечный свет.
Антон Пацеплис поставил мешок в углу передней, снял шапку и, не зная, куда ее деть, мял в своих больших руках.
— Здравствуй, Ильза… — сказал он и, неловко улыбаясь, посмотрел на подругу юности. Потом протянул ей руку, но Ильза руки не подала.
— Здравствуй… Что тебе здесь нужно, Антон Пацеплис? Не перепутал ли ты адреса?
— Нет, не перепутал… — ответил Пацеплис, становясь смелее: если Ильза не прогнала его сразу, то дело совсем не так безнадежно. — Мне надо было повидаться с тобой. Был в исполкоме, разыскивал по всем комнатам… там сказали, что сегодня ты на работе не будешь, поэтому пришел сюда. Секретарь исполкома дал мне адрес.
— Что тебе нужно, Пацеплис? — снова спросила Ильза. — Тридцать лет я тебе была не нужна, а теперь вдруг понадобилась.
— У меня серьезное дело, в одну минуту не расскажешь, — пояснил Пацеплис. Его взгляд, как луч прожектора, ощупывал лицо и фигуру Ильзы, в глазах мелькало удивление и удовлетворение: хорошо сохранилась женщина, прямо картинка, хотя ей уж за пятьдесят… каждому бы лестно иметь такую жену.
А Ильза думала: «Стоит ли вообще выслушивать этого человека, может быть, лучше сразу показать ему на дверь. Нет, она ведь не просто Ильза Лидум, она заместитель председателя уисполкома. Может быть, Пацеплис пришел по какому-нибудь общественному делу? Неужели у него хватит наглости навязываться со своим знакомством».
— Заходи в комнату… — холодно сказала она.
Пацеплис снял полушубок, повесил его, затем покосился на мешок в углу: развязать сейчас или немного погодя? Он оставил мешок в передней и вошел в комнату. Сел без приглашения и долго с грустью смотрел на Ильзу (он ведь умел немного играть). Закутав плечи шалью, Ильза села у окна и смотрела на улицу. Пацеплис заговорил первый.
— Вот мы и встретились через несколько лет… Кто бы мог подумать, что пройдет столько времени, пока увидим друг друга. («Какая она, однако, приятная и свежая…») Что я видел за свой век? Только горе да невзгоды. И теперь такая кругом пустота, что и жить не хочется… — он тяжело и громко вздохнул.
— Пацеплис, что тебе нужно? — сурово спросила Ильза. — Мне-то что до твоей пустоты? Говори о деле.
Пацеплис снова вздохнул, сделал постное лицо.
— Не будем вспоминать старое. Что было, то прошло. Человек должен думать о будущем. А мне жить тяжело. Один я, как надломленное дерево, и никому до меня нет дела.
— Не ври! — не выдержала Ильза. — У тебя есть дети — Анна и Жан. Хорошие дети. Ты не достоин их.
— Какой в них прок, когда они бросили отца на произвол судьбы, — продолжал Пацеплис. Его голос становился все плаксивее. — Оставили родной дом… Я сейчас в Сурумах совсем один. Недавно похоронил жену. Нельзя сказать, что хорошая женщина была… Ведь у меня есть еще один сын, Ильза…