К новому берегу
Шрифт:
В честь знаменательного дня она не пошла на работу. Убрала комнату, словно к празднику, расставила полевые цветы в кружках и приготовила обед, какого много лет не готовила: сварила куриный бульон, напекла блинов и сбила земляничный крем. Когда все было готово, Ильза накрыла стол чистой скатертью, придвинула к нему стулья — один для себя, другой для Артура. И хотя еще рано было ждать сына, она села к окну и, не отрываясь, глядела на улицу.
Выпускной акт в средней школе начался проповедью пастора и традиционной молитвой «Отче наш». Потом стал говорить директор школы. Его речь была пересыпана цитатами из Аристотеля, Платона и Канта; он сетовал на лжеучения, которые смущают легковерных и подстрекают членов человеческого общества друг против друга, вызывая взаимное недоверие, вражду и борьбу.
— Не в ссорах и разладе, а в братском согласии заключается счастье нашей жизни, дорогие девицы и юноши. Идя по жизненному пути, всегда помните об этом. И куда бы вас ни занесло, какие бы бури ни проносились над вами, каким бы соблазнам вы ни подвергались, всегда помните: вы латыши! Да будет посвящена вся ваша жизнь прославлению всего латышского — это ваша главная цель. Служите своему вождю и выполняйте его волю. Знания, приобретенные в этих дорогих стенах, применяйте так, чтобы каждый ваш шаг, каждое биение вашего сердца были новым цветком в том венке, который сплела история латышского народа руками Намея, [18] Виестура [19] и доктора Ульманиса.
18
Намей (Намейсис) — «Король Земгалии» — в 1279 году руководил восстанием земгалов против рыцарей Ливонского ордена.
19
Виестур (Виестард) — правитель Западной Земгалии в начале XIII века. В 1219 году выступил против немецких захватчиков и нанес поражение их войскам под Межотне.
В таком духе он говорил целых полчаса и закончил речь прямой угрозой тем, кто ждет хорошего только с Востока:
— Эти вредные плевелы надо искоренять без всякой пощады и жалости, и каждый из вас, обезвредив хотя бы одного лжеапостола, исполнит свой долг патриота. Да благословит вас господь на этом светлом пути!
Не спуская глаз с круглого лица директора, выслушал Артур этот националистический бред, и ни один из присутствующих не догадался, каких усилий стоило ему сдержать негодование.
Когда выпускникам стали вручать аттестаты зрелости, директор долго тряс руку Лудиса Трея и растроганно смотрел в глаза сыну мясника, вероятно надеясь, что отец парня, сидевший в одном из первых рядов актового зала, пришлет ему вечером в знак благодарности за такое внимание круг колбасы или кусок свиного сала. Артуру он сухо сказал: «Желаю успехов», — и поспешил обратиться к следующему выпускнику.
После торжественной части все сфотографировались группой, и пастор тут же в актовом зале открыл запись желающих конфирмоваться этим летом.
Артур переглянулся с товарищами и незаметно вышел.
С аттестатом зрелости в кармане он радостно шагал домой. Спустя полчаса, сидя за обеденным столом, Артур спросил мать:
— А дальше? Что мне делать с этим аттестатом?
Ответить было нелегко. Поехать в какую-нибудь волость помощником писаря? Искать сверхштатную должность служащего в каком-нибудь учреждении городской управы? Без справки из охранки о политической благонадежности никто даже и говорить не захочет с сыном прачки. А они знали, какую справку мог получить юноша, дядя которого сидел в рижской Центральной тюрьме.
— Не унывай… — сказала Ильза. — Я тебя растила не для господ, а для народа. Господам ты не нужен. Иди, Артур, затраченное на учение время не пропадет.
— Зачем ждать, мама? — улыбнулся Артур. — Работа уже есть. Аттестат средней школы может полежать, а мне ждать некогда: я хочу уже сейчас быть полезным своему народу. Ты не будешь возражать, если пойду работать на лесопилку носчиком досок? Старые товарищи дяди Яна согласны принять меня в артель.
— А выдержишь, сынок? С утра до вечера подносить на штабель тяжелые доски — это под силу только закаленному человеку. Раньше времени искривятся твои молодые кости.
— Не искривятся. Я не всю жизнь собираюсь таскать эти доски, а только до осени.
— А осенью?
— Тогда в лес, к лесорубам, — Артур встал, подошел к матери и обнял ее. — Мама… разве носчики досок и лесорубы не должны слышать ни одного правдивого слова… о великой борьбе?
— Разве это… задание? — спросила Ильза тихо.
— Да, мама, задание, — ответил Артур. — Потому его и поручили мне, что молодые кости смогут это выдержать. Я горжусь, что меня посылают на такое трудное дело. В следующем письме обязательно как-нибудь сообщи об этом дяде Яну.
— Если это так, я согласна, — задумчиво произнесла Ильза. — Когда ты начнешь работать?
— С понедельника. Несколько дней могу полодырничать: спать, гулять и есть.
— Уж так ты и будешь лодырничать?… — улыбнулась Ильза.
Артур вышел из дому, когда коровы возвратились с пастбища и жизнь уездного городка, которая не отличалась ни быстрым темпом, ни значительными событиями, незаметно погружалась в идиллический покой субботнего вечера. Соорудив из пышных волос замысловатые прически и скрыв летний загар под густым слоем пудры, сидели у растворенных окон надушенные, упитанные маменькины дочки. Они кокетничали с франтоватыми молодыми людьми, которые стояли на улице с черными лакированными тросточками, с большими белыми или красными цветками в петлицах. Приказчики, делопроизводители городских учреждений, конторщики и бракеры с лесопилки, от которых за версту пахло бриолином, изощрялись в остроумии перед жаждущими замужества девицами. Иному удавалось уговорить свою даму выйти из дому, и они, медленно прогуливаясь, направлялись к центру городка, тогда как более застенчивые пары, дойдя до старого парка на холме, проводили там несколько счастливых часов под густыми ветвями лип, каштанов и дубов. Навстречу Артуру шла молодежь — недавние товарищи по школе и соседские парни со своими девушками. Далеко в вечерней тишине громко и беззаботно звучали их молодые голоса. В иных девичьих глазах вспыхивал робкий призыв, нежность, и если бы только Артур захотел, он бы коротал этот вечер не один. Но сейчас его не могли пленить ни призывно смеющиеся глаза девушек, ни шумная ватага ребят, с которыми он раньше любил поозоровать, — в лесу за кладбищем его ждал человек, с ним надо было встретиться без свидетелей. Нарядившись в форму, с самодовольным, чванливым видом шагали молодые айзсарги. Они не считали нужным обращать внимание на обыкновенных смертных, услужливо уступающих им дорогу. Начальник местного пункта охранки совершал обычную вечернюю прогулку с красивой овчаркой. Как всегда в субботние вечера, на одном из подоконников в доме мясника Трея на подносе стыли сдобные булочки со сбитыми сливками. Жена мясника не таила под спудом свое благополучие: пусть глядит весь город, пусть все знают, какое изобилие царит в этом доме!
Мелкие мечты и мелкое честолюбие, подобно легкому ветерку, веяли по улицам городка, и, пожалуй, у доброй половины гуляющих, вынесших напоказ согражданам новые костюмы и платья, не было большей радости в жизни, как заметить в глазах встречных холодный огонек зависти. Но, несмотря на это, вечер был изумительно прекрасен, и у многих людей на лицах сияла улыбка, как будто они опьянели от весеннего воздуха. Улыбался даже начальник пункта охранки, ведя на поводке свою собаку.
«Если б ты только знал, начальник ищеек, с кем я сейчас встречусь… — думал Артур, медленно проходя мимо. — Тогда бы ты не повел на прогулку свою собаку, а сам бы, как пес, бегал со своими полицейскими и айзсаргами по лесу, обнюхивая следы. Если б ты только знал, чванливый дурень!»
Но начальник пункта охранки даже не взглянул на юношу.
3
Зимой Айвар несколько месяцев учился на шоферских курсах в Риге. Ко дню получения шоферского свидетельства Тауринь купил грузовик, и они приехали домой на своей машине.
Сразу после окончания весеннего сева Айвар две недели готовился к конфирмации, слушал религиозные поучения старого Рейнхарта, вызубрил наизусть катехизис со всеми десятью заповедями и символ веры, В одно из ближайших воскресений его конфирмировали в приходской церкви вместе с другими юношами и девушками Пурвайского прихода.