К новому берегу
Шрифт:
— Товарищ Регут вам объяснит, как обстоит дело с этими правами… — сказал Лидум. Затем он обратился к Регуту и Лиепе: — Когда примете дела, придите ко мне в гостиницу. Нам надо договориться о первом заседании укома.
Ян Лидум ушел. Пробст Зирак тоже хотел удалиться, но Индрик Регут попросил его остаться:
— У меня могут возникнуть вопросы по вашей части, и неудобно будет нарушать ваш ночной покой.
…На следующее утро Ян Лидум совещался с Регутом, Лиепой и несколькими местными коммунистами — бывшими подпольщиками. Речь шла о кадрах.
— Не думайте, товарищи, что на все руководящие должности
И люди нашлись. Из гущи народа, из его недр шли новые кадры. Во главе волости вместо кулака стал батрак и безземельный крестьянин. Рабочий наделялся правами государственного комиссара на фабрике, заводе, в магазине. Культурной жизнью стала руководить прогрессивная интеллигенция, которой прежний режим не давал работы. Выдвинутые из населения кадры вспомогательной службы заботились о порядке, становясь постепенно ядром организующейся народной милиции. И все это продвигала, создавала, видоизменяла и направляла сильная и смелая рука партии.
С каким наслаждением и вдохновением работал сейчас Ян Лидум! Энергия, накопившаяся за долгие годы вынужденного бездействия, требовала применения. Как теперь пригодились знания, накопленные в стенах тюрьмы! Работа Лидума охватывала все, что делалось в уезде. Другие могли уставать, у других могло не хватать времени, а первый секретарь уездного комитета партии не имел права ни уставать, ни в чем-либо опаздывать. И пока все не было поставлено на место, он должен был забыть о себе, о своих личных нуждах.
Поглощенный огромной работой, Ян Лидум сумел выкроить время только на одно личное дело: с первого дня свободы он искал своего сына. Помещал объявления в газетах, сносился с товарищами из других уездов и городов, обращался к заведующим архивами и в судебные учреждения, но напасть на следы Айвара ему так и не удалось. Оставалось предположить, что сын или умер, или так упрятан, что найти его немыслимо. Понемногу Ян Лидум свыкся с этой мыслью, но старая рана продолжала кровоточить.
3
Предположение Ильзы оправдалось: она считала неделю удачной, если ей удавалось раз или два видеть сына. Организовав уездный комитет комсомола, Артур большую часть времени проводил в волостях, на предприятиях, в школах. По заданию укома партии он участвовал во многих народных собраниях, разъяснял политику партии и правительства. Население помогало ему, и он выдвигал на работу новых людей. Быстро рос актив. Понятно, что Артур ни на мгновение не упускал из виду основной задачи — организацию молодежи. Почти во всех волостях уезда ему удавалось создать комсомольские группы. Юноши и девушки, вместе с которыми он работал в подполье, образовали ядро уездной организации комсомола, вокруг них объединилась прогрессивная молодежь.
Артур, как член уездного комитета партии, участвовал во всей его работе.
Уездный комитет комсомола находился в одном доме с укомом партии — новая смена борцов и строителей жизни чувствовала, в буквальном смысле этого слова, рядом плечо старшего поколения, и эта близость, эта согласованность действий придавала смелость и уверенность молодому поколению.
Однажды, когда Артур вернулся из поездки по волостям, в уком комсомола пришли несколько посетителей, все по таким важным вопросам, что разрешить их будто бы мог только первый секретарь.
В маленькую, просто обставленную рабочую комнату Артура, которую называли кабинетом первого секретаря, вошел посетитель — пожилой, седой человек. Это был директор начальной школы Лейниек.
— Приветствую вас, господин Лидум… — сказал он, угодливо кланяясь и улыбаясь так, будто встретился с дорогим другом. — Не забыли еще старого учителя? Вы были у меня самым лучшим учеником, я всегда с гордостью вспоминал вас. Самое приятное для учителя — это видеть своего воспитанника известным деятелем и честным человеком! Вы, господин Лидум, уже давно стали гордостью родной школы. Поздравляю, поздравляю…
Глядя на его притворную улыбку, Артур думал: «Ах ты, старый жулик… Что тебя привело ко мне? Не ради Дружбы и приятных воспоминаний пришел ты сюда».
— Прошу садиться… — сказал он. — Чем могу быть полезен?
— Не правда ли, приятно делать добро людям? — шепелявил Лейниек. Его рот был полон искусственных зубов. — Эту добродетель я всегда старался привить своим ученикам. — Не дождавшись, чтобы Артур подкрепил это заявление, он несколько умерил пыл и приступил к делу. — Если бы все были такими уравновешенными, справедливыми и дальновидными, как вы, — новая власть имела бы гораздо больше надежных друзей, чем, к сожалению, можно наблюдать сейчас. Я понимаю, молодежи свойственны горячность, желание быстрее достичь своей цели… но такая горячность, однако, не должна превращаться в предрассудок и бездушное сведение счетов с нами, стариками. У нас ноги не такие быстрые, мы не успеваем за молодыми. Если иногда зацепимся, споткнемся, отстанем, разве за это нас надо сразу уничтожать?
— А в чем дело? — спросил Артур.
— Третьего дня меня отстранили от должности директора школы, — продолжал Лейниек. — Понимаете ли вы, что это для меня значит? Тридцать пять лет проработать на ниве народного просвещения, растить молодые поколения… в позапрошлом году весь город отмечал двадцатипятилетний юбилей моего пребывания в должности директора. И вдруг я больше не гожусь. Как кость, выбрасывают на свалку… собакам. Где же тут справедливость?
— Каковы официальные мотивы вашего увольнения? — поинтересовался Артур. — Не может быть, чтобы это сделали без всяких причин. Если произошло недоразумение, я постараюсь это выяснить и помогу вам.