К своей звезде
Шрифт:
Он так и матери ее сказал. Евдокия Андреевна заметно постарела за минувшие десять лет, и, когда она вошла к нему в квартиру, Ефимов не узнал ее. Женщина волновалась и долго не могла собраться с мыслями. Больше всего ее мучило неопределенное положение зятя. Следствие затягивалось, тучи сгущались. Она уже съездила в Москву, консультировалась у больших юристов – никто ей не мог сказать ничего утешительного.
– Неужто ж можно так – жить врозь и любить? – старалась понять она, что сближает ее дочь с этим заносчивым летчиком.
Ефимов напряженно ждал конкретных вопросов. Он вслушивался
– Такой человек был, – продолжала как бы сама с собой разговаривать Евдокия Андреевна, – и оказался преступником.
Отхлебывая поданный Ефимовым чай, она вспоминала Озерное, его родителей.
– Где они сейчас-то?
– Недалеко от Тюмени, в поселке нефтяников.
– Хорошие заработки, наверное?
– Наверное, – согласился Ефимов.
– Летчики тоже небось хорошо получают?
– Хватает.
– И одевают бесплатно?
– И кормят бесплатно, – поддакнул он.
Допив чай, она еще вздохнула несколько раз и стала собираться в дорогу.
– Посмотреть я на тебя хотела, – сказала она. – Если и вправду любишь, женитесь после суда. Ковалеву сидеть долго, видать. Сам виноват. А Нинка тут ни при чем. Дите ее тем паче. Вижу, ты мужчина серьезный, Федя. За тобой они не пропадут.
Ефимов ждал других слов. Ждал упреков, обвинений, ждал просьб оставить Нину в покое, ждал, наконец, угроз. Он весь собрался, как во время посадки на незнакомом аэродроме, продумывая действия при различных осложнениях.
И вдруг – зеленая улица! Что еще можно желать? Материнское благословение в такой час – подарок судьбы. Ведь Нину больше всего беспокоило сопротивление родителей. А где оно, сопротивление? Родители – наоборот – благословляют.
Знает ли Нина, что ее мать была у него с такой вестью? Нет, она, конечно, ничего не знает. Она бы не разрешила ей вмешиваться в свои дела.
Как Ефимов ждал этого часа, одному богу известно. И радость, казалось, должна была переполнить его через край. Но что-то мешало ей выплеснуться, необъяснимое уныние стягивало грудь, выдавливая из сердца еще не осознанный протест. Хотелось одного – скорее увидеть Нину. Он уже мог десять раз позвонить ей. Но он не знал пока, где будет через час или даже через десять минут. Надо дождаться командира.
Волков появился неожиданно.
– Вот пропуск, – протянул он Ефимову синий квадратик бумаги, – тебя ждет командующий. Иди.
«Если бы что-то хорошее, – подумал Ефимов, – Волков бы сказал. Надо ждать неприятностей».
С этим чувством он поднялся на третий этаж и вошел в кабинет командующего. Улыбка на лице генерала сбила его с толку. Плохие новости с улыбкой не сообщают.
– Садитесь, Ефимов, – кивнул Александр Васильевич на стул возле приставного столика и расположился напротив. – Волков предлагает назначить вас командиром эскадрильи… Хочу, чтобы вы мне сразу, без раздумий сказали: справитесь с этой должностью или нет?
Перед Ефимовым замелькали фамилии всех комэсков, которые в разное время учили его уму-разуму. Это были умные люди, с разными характерами, но все, как правило,
– Будет трудно, товарищ командующий, но я справлюсь.
Александр Васильевич посмотрел Ефимову в глаза. Он выдержал его взгляд.
– Трудно будет, Ефимов, – сказал генерал. – Это вы правильно сказали. Бойтесь легких успехов. Относитесь к ним настороженно.
Он встал, протянул Ефимову руку:
– Поздравляю и желаю удачи.
– Служу Советскому Союзу! – эти слова как-то сами вырвались у Ефимова. Он прижал руки к бедрам и напряженно вытянулся.
– Женат? – спросил генерал.
– Никак нет, – Ефимов сразу расслабился, понял, что Волков ничего не сказал генералу.
– Ну, что ж, этот недостаток легко устраняется. Вопросы есть?
– Вопросов нет.
Командующий улыбнулся, обхватил Ефимова за плечо и подвел к двери.
– Самые радужные воспоминания, – сказал он на прощание, – связаны у меня с тем временем, когда я командовал эскадрильей. Хорошая должность. Станете генералом – вспомните мои слова.
– Все в порядке? – спросил его на улице Волков. – Поздравил?
– Поздравил.
– Ну и я поздравляю. Извините, что сразу не сказал.
Ефимов только пожал плечами. Так оно, наверное, лучше.
– Втягиваться в должность времени не будет, – продолжал Волков, – придется, как говорят, с места в карьер.
«Не отпустит», – подумал Ефимов и, заранее смирившись с отказом, бросил пробный шар:
– Мы сразу домой?
Волков уже распахнул дверцу машины и занес ногу на ступеньку. Услышав вопрос Ефимова, он повернулся к нему и тихо сказал:
– Вы меня извините, Федор Николаевич. За что – вы знаете.
– Товарищ командир…
– Существуют, Ефимов, трудности, которые объективно мешают жить. – Он сделал ударение на слове «объективно». – Смерть, например. Все остальное – субъективно. От лукавого. Все остальное – в наших руках. – И неожиданно предложил: – Можете быть свободным сегодня. Завтра в восемь ноль-ноль на совещание в штаб.
– Спасибо. – Ефимов улыбнулся. – Разрешите отбыть?
На противоположной стороне улицы его ждал телефон-автомат.
А через полчаса он увидел Нину на Университетской набережной. С Невы тянуло свежим ветром, и ее волосы путались, захлестывали лицо, но она не обращала на них внимания, шла быстро, глядела только вперед. Одной рукой Нина придерживала перекинутую через плечо сумку, другой делала быстрые взмахи, откидывая в сторону кисть, словно хотела ускорить свое движение. У гранитного спуска, где здание бывших Двенадцати коллегий торцом выходило к Неве, они встретились. Ефимов остановился, а Нина так стремительно припала лицом к его груди, что ему пришлось сделать шаг назад, чтобы устоять на ногах.