К своей звезде
Шрифт:
Зрели головокружительные замыслы, открывались заманчивые перспективы. Отказаться в такой момент от института было подобно катастрофе. И Чиж понял, что Ольга по женской слабости сморозила чепуху.
Взяв вину на себя, он помог ей примирить душевные противоречия на годы вперед. Работа заполняла ее до предела. И если бы не тетя Соня, помогавшая по дому, она бы частенько оставляла Юлю голодной и неухоженной.
– Я перееду к папе, – сказала ей однажды дочь. И Ольга не нашлась, что ей ответить. В день отъезда хотела безотлучно быть с Юлей, но ее срочно вызвали в министерство, и Юля
Перестала приходить и тетя Соня.
– Нету мне теперь у тебя работы, – сказала она. – Поговорить не с кем.
– А со мной?
– С тобой неинтересно. Ты шибко ученая.
В доме стало совсем неуютно, и Ольга приходила сюда только переночевать. Ну, да еще поработать. В директорском кабинете почему-то не писалось.
Вчерашний Юлькин звонок заставил Ольгу взглянуть на минувшие годы глазами женщины, у которой, оказывается, уже почти все позади. В перспективе – мизерный, четко обозримый кусочек времени. И желание попить из чаши, которую она все эти годы видела только в мечтах, утолить накопившуюся жажду вдруг обострилось до такой степени, что удержать ее от поездки к Чижу уже не могла никакая сила.
В дороге, когда «Волга» мягко неслась по асфальтовому коридору сквозь хвойный лес, Ольга, заметив в кустах могучего лося, остро почувствовала необходимость поделиться радостью от увиденного. Но человека, который мог бы понять ее чувство в полной мере, рядом не было. Как не было и в те другие мгновения, когда она одерживала свои нелегкие победы, надеясь увидеть гордость в любимых глазах. Время беспощадно нивелировало эти праздники, нанизывая их в один ряд с буднями. И то, что еще вчера казалось значительным и масштабным, сегодня воспринималось ординарно-естественным. Она просто-напросто разучилась радоваться, разучилась чувствовать себя счастливой.
Звонок Юли воскресил надежду. Вдруг показалось, что еще не все потеряно. Они еще сумеют не торопясь, заново перебрать все прожитые в разлуке дни, вместе оценить достигнутое, порадоваться друг другу. Рисовались идиллические картинки семейных вечеров, загородных поездок, совместных походов в театры и музеи.
С этими благодушными мыслями Ольга подъехала к дому и вышла из машины. Не успела она взять из багажника чемодан, как из подъезда выбежала Юля.
– Кто это, думаю, на черной «Волге» подъезжает? Гляжу – маман. А как же Нидерланды?
– А Нидерланды подождут!
– Ты прямо реактивная, – улыбнулась Юля. – Молодец.
– Отец дома?
– Ушел чуть свет.
– Не передумал? – спросила и напряглась. А Юля, словно нарочно, сделала паузу, вставляя в замочную скважину ключ.
– Отца не знаешь? – сказала она, открывая дверь. – Уж если он решил – это железобетонно. Ты завтракала?
– Не помню. Кажется, что-то ела.
– Кажется… Все, мамочка. Если папка переведется в Ленинград, придется тебе еще одну диссертацию защитить. На звание домохозяйки. Или хотя бы диплом. Мужчину кормить надо, рубашки ему стирать, табак покупать, пепельницу мыть. Трудно будет.
– У тебя поучусь. – Ольга села к письменному столу, пытаясь понять, над чем работает
А Юля обняла ее сзади и грустно сообщила:
– Не будет меня, мамуля.
– То есть? – не поняла Ольга.
– Служба! – объяснила Юля.
– Попросим Волкова, и все уладится.
– Не уладится. Я сама решила. Улетаю с полком.
– Ты думаешь, что говоришь? – Ольга с трудом пыталась не выдать закипающего раздражения. – Помешалась на самолетах. Чижа понять нетрудно, а ты? Опасная мужская служба! Вместе с отцом – другое дело. А теперь?
– Я так решила, мама.
– Юля, доченька, послушай меня. – Ольга не сомневалась, что отговорит Юлю. – Впереди дипломная работа. Понадобится время, литература, консультации. Все это в Ленинграде будет под рукой. А там? И о будущем подумать надо. Не вековать же тебе с дипломом инженера на вышке хронометристкой.
– Хронометражисткой, – поправила Юля. – И ты абсолютно права, мама. Но я не могу не поехать с ними. Ты этого не поймешь.
Ольга снисходительно усмехнулась:
– Объясни, а вдруг пойму.
Юля взяла из вазы яблоко, сосредоточенно вытерла его о рукав защитной рубашки и, прежде чем надкусить, сказала:
– Я люблю одного человека. И хочу быть там, где будет он. – Яблоко звонко хрустнуло под ее крепкими зубами.
– Кого, Юля?
– Поверь на слово: хороший парень.
Ольге стало не по себе. Отпуская дочь к отцу, она верила, что теряет ее ненадолго. Поехала девочка на каникулы и скоро возвратится. Теперь Ольга ясно поняла: Юля уходит от нее навсегда.
– Такая новость, а я ничего и не знаю, – вздохнула Ольга.
Юля вскинула брови, впиваясь зубами в яблоко, посмотрела исподлобья на мать и беззлобно упрекнула:
– Кроме своего института, мамочка, ты ничего и не хотела знать.
Она резко повернулась, колоколом вспучив юбку, и вышла в кухню. Уже из прихожей сказала:
– Я сбегаю в гастроном. Все-таки у нас праздник в доме. Грустный, правда, но праздник…
Ольга сидела как оглушенная. Ей никогда не приходило в голову, что она в чем-то виновата перед дочерью. Сколько бессонных ночей было проведено возле ее кроватки, когда к девочке цеплялась то одна, то другая болезнь? Как разрывалась она на части, когда надолго слегла в больницу тетя Соня. Лабораторию в те дни лихорадило, надо было корректировать задание, решать кадровые вопросы, под открытым небом портилось новое оборудование, а помещения, обещанного год назад, по необъяснимым причинам не выделяли.
Ольга металась в отчаянье. Укачивая на руках измученного болью ребенка, она страдала от своей беспомощности. Ее душила обида на директора, много наобещавшего и почти ничего не сделавшего для лаборатории, на его развеселого заместителя, сумевшего убаюкать Ольгу своими шуточками и побасенками и за месяц ее отсутствия перессорить весь коллектив, на врачей, которые приходили, выписывали рецепты и уходили, не облегчив детских страданий.
Однажды она сломалась и дала телеграмму Чижу – у Юли была тяжелая форма воспаления легких. Он прилетел на другой день, с кем-то переговорил, и девочку взяли в детскую клинику Военно-медицинской академии.