К востоку от Эдема
Шрифт:
Кейт повторила в памяти весь ход вечера, — как зверек, принюхиваясь к эпизоду за эпизодом. Умыла лицо, вымыла раковину, поставила горчицу на полку. Потом вернулась в спальню Фей.
Светало, Фримонт-Пик чернел на фоне зари. Фей попрежнему храпела в кресле. Кейт вгляделась в нее, раскрыла постель Фей. С трудом, с натугою приподняла, перетащила туда эту безжизненно-вялую тяжесть. Раздела Фей, обмыла ей лицо, убрала платье. Становилось все светлей. Кейт сидела у кровати, глядя на спокойное теперь лицо. Рот у Фей был открыт, она шумно дышала.
Вот Фей дернулась, пробурчала что-то сухими губами и со вздохом захрапела снова.
В глазах у Кейт блеснула
Удушающе-резкий запах спер дыхание Фей — и, хрипя, и барахтаясь. Фей вырвалась из черной паутины забытья. Широко раскрыла глаза — в них был ужас.
— Успокойся, мама, — сказала Кейт. — Успокойся. Это был дурной сон. Тебе приснилось.
— Да, приснилось. — И опять она откинулась, уснула, но — после нашатырной встряски — уже беспокойней, не так глубоко. Кейт поставила бутылочку в комод. Убрала на столе, вытерла винную лужицу, отнесла посуду на кухню.
В доме было сумрачно, рассвет вползал под спущенные шторы. Повар возился, одеваясь, в своей комнатке-пристройке за кухней, стучал тяжелыми башмаками.
Бесшумно двигаясь, Кейт выпила два стакана воды и, наполнив стакан снова, принесла его в спальню. Затворила дверь. Подойдя к Фей, подняла ей правое веко; глаз глянул ухарски-скошенно, но был на месте, не ушел под лоб. Кейт действовала не спеша и аккуратно. Взяла платок, понюхала. Нашатырь частично улетучился, но дух был еще резок. Тихонько накинула спящей на лицо, и, когда та судорожно заворочалась, почти проснулась, Кейт сняла платок, возвращая ее в сон. Проделав так три раза, убрала платок и с комода, с мраморного верха принесла костяной вязальный крючок, Откинув покрывало, она прижала крючок тупым концом к рыхлой груди Фей, налегая все сильнее, пока спящая не застонала, дернувшись. Затем Кейт перебрала таким же образом другие чувствительные места: подмышки, пах, ухо, клитор, убирая крючок как раз вовремя, чтобы Фей не проснулась полностью.
А та почти уже пробудилась. Постанывала, сопела, металась на постели. Кейт погладила ей лоб, своими гладкими пальцами провела по руке до подмышки, заговорила тихо:
— Родненькая. Тебе снится дурной сон. Очнись от этого кошмара, мама.
Фей задышала ровней. Глубоко вздохнула, повернулась на бок и, успокоенно помыкивая, погрузилась в сон.
Кейт поднялась с постели, и в голову ей волной ударила слабость. Поборов головокружение, она подошла к дверям, прислушалась, выскользнула в коридор, осторожно прошла к себе в комнату. Быстро разделась, накинула рубашку, халатик, обула туфли-шлепанцы. Расплела косу и, причесав, убрала волосы под ночной чепец, обтерла лицо туалетной водой. Тихонько вернулась в спальню к Фей.
Та все еще спала спокойно на боку. Кейт отворила дверь настежь. Поднеся стакан с водой к постели, влила холодную воду Фей в ухо.
Фей истошно закричала. Испуганно выглянув из своей комнаты, Этель увидела, что в коридоре, у дверей в спальню Фей стоит Кейт в халатике и шлепанцах, а позади нее — повар и удерживает рукой, не пускает в спальню.
— Не входите туда, мисс Кейт. Кто знает, что там сейчас творится.
— Вздор, я должна прийти Фей на помощь. Кейт ворвалась в спальню, подбежала к постели. Фей глядела диким взглядом, плакала, стонала.
— Что с тобой? Что с тобой, родная?
Повар стоял посреди спальни, в дверях — три заспанные девушки.
— Скажи же, что с тобой? — воскликнула Кейт. — О милая, сны, страшные сны. Я не могу их вынести.
Кейт повернулась к девушкам.
— Ей приснился кошмар — она сейчас успокоится. Идите досыпайте. Я побуду с ней. Алекс, принеси чаю.
Кейт хлопотала без устали. Девушки и удивлялись, и восхищались ею. Она прикладывала влажные холодные полотенца к больной голове Фей, поила ее чаем, обняв за плечи. Ухаживала, нянчилась, как с маленькой, но из глаз Фей не уходил ужас. В десять утра Алекс принес банку пива, молча поставил на конторку. Кейт поднесла стакан к губам Фей.
— Выпей, родненькая. Легче станет.
— Ни за что, никогда больше не буду пить.
— Вздор. Выпей как лекарство. Ну вот, умница. А теперь приляг и усни.
— Я боюсь спать.
— Такие страшные сны тебе снились?
— Ужасные, мерзкие!
— Расскажи мне, мама. Может, станет легче?
Фей испуганно отстранилась.
— Ни за что, никому не расскажу эти сны. Как могли они мне присниться? Мне такие не снятся!
— Бедная мамочка! Как я люблю тебя, — сказала Кейт. — Поспи. Я буду отгонять кошмары.
И постепенно, незаметно Фей забылась сном. Кейт сидела у постели, глядела изучающе.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
В делах опасных и деликатных конечному успеху очень мешает торопливость. Как часто людей подводит спешка. Кто хочет свершить как следует трудное и тонкое предприятие, тот должен сперва подвергнуть рассмотрению конечную цель, а затем, приняв эту цель как желанную, полностью забыть о ней и сосредоточиться единственно на средствах. При таком подходе ни спешка, ни волнение, ни страх не толкнут человека на неверное действие. Но очень мало кто усваивает эту истину.
А Кейт либо усвоила, либо же родилась с этим знанием, и потому-то ей всегда сопутствовал успех. Кейт никогда не торопилась. Если возникало препятствие, Кейт терпеливо ждала, пока оно исчезнет. В промежутках бездействия она была способна давать себе полнейший отдых. А также была мастером той победоносной борцовской техники, что состоит в умении дать противнику выложиться и обессилеть, в умении направить силу противника к его же поражению.
Кейт не спешила. Она быстро определила, выверила цель и перестала о ней думать. А начала методически действовать. Построив план какого-либо действия, она мысленно проверяла свое построение и, если оно оказывалось хоть сколько-нибудь шатким, тут же рушила его и намечала новое. Этими наметками она занималась лишь когда была наедине с собой — скажем, глубокой ночью, — чтобы никто не заметил в ней перемену поведения, необычную сосредоточенность. В ее построения входили люди, предметы, знания, время. Люди и время в ее распоряжении были, предметы и знания она добывала, по пути сцепляя и пуская в ход неприметные пружинки, маятники — пусть себе набирают силу и размах.
Началось с того, что повар разболтал о завещании. А кто же, если не повар? Он, во всяком случае, и сам поверил, что разболтал. Кейт услышала об этом от Этель и, придя на кухню, подступила к повару. Тот месил хлеб волосатые ручищи по локоть в муке, пальцы обесцвечены закваской.
— Ну разве хорошо ты сделал — рассказал, что был свидетелем? — укорила она мягко. — Зачем же огорчать мисс Фей?
— Но я не… — захлопал глазами повар.
— Что «не»— не рассказал или не думал, что огорчишь мисс Фей?