К востоку от Малакки
Шрифт:
Спустившись по трапу, она задержалась и жестом предложила мне взять ее под руку. Затем, сопровождаемая сзади майором Спенсером, она вступила в кают-компанию, обведя присутствующих высокомерным взглядом.
— Леди и джентльмены! — произнес я своим лучшим командным голосом. — Позвольте представить вам леди Хелену Эшворт.
Я повел ее вокруг стола и стал представлять гостей, пользуясь помощью в виде именных карт, которые старший стюард разложил на столе напротив кресел.
— Мистер и миссис Вильсоны, — представил я банкира, тучного, лысеющего человека в смокинге со стоячим воротником и галстуком-бабочкой. Его жена — плотная и невзрачная, с прямыми мышиного цвета волосами, затянутыми сзади в тугой узел — была одета в старомодное коричневое платье, длиной до середины икры, с двухслойным подолом и оборками на вырезе. — Мистер Вильсон является начальником канцелярии Гонконгского и Шанхайского банка.
Мистер Вильсон поклонился, а его жена сделала книксен, уныло выражая вышедшее из моды почтение среднего класса перед представителем хоть и младшей, но аристократии. Леди Эшворт пожала им руки и беззаботно приветствовала их:
— Мистер и миссис Вильсоны, как вы поживаете? Гонконгский и Шанхайский банк —такое великолепное здание, не правда ли? Прямо в центре набережной Бунд.
Я повел ее к следующей паре, прежде чем Вильсоны смогли что-то ответить.
— Мистер и миссис Хилл-Девис. Мистер Хилл-Девис является директором кафедральной школы в Шанхае.
Хилл-Девис, облаченный в белый смокинг, был высоким, сурово выглядевшим мужчиной с седеющими волосами и клювообразным носом. Его жена-блондинка, с мелкими кудряшками, веснушками и небольшой щелью между передними зубами, выглядела гораздо моложе своего супруга. Вырез ее длинного платья серого шелка, гораздо более глубокий, чем у леди Эшворт, представлял собой соблазнительный вид и притягивал взгляды окружающих.
Прежде чем им представилась возможность последовать подобострастному примеру Вильсонов, леди Эшворт подала им руку и одарила миссис Хилл-Девис ослепительной понимающей улыбкой:
— Там у вас, должно быть, полно мальчиков. И все с горящими глазами?
— Да, приходится остерегаться блуждающих взглядов, когда мы приглашаем их на чай, — хихикнула по-девичьи миссис Хилл-Девис, прикрывая рот рукой в перчатке.
Мистер Эванс, торговец, имел вид состоятельного джентльмена — высокий и хорошо откормленный, с розовым лицом и коротко остриженными каштановыми волосами.
— Приятно познакомиться, мистер Эванс, — сказала леди Эшворт, с озорной улыбкой пожимая протянутую им руку. Ее глаза мгновенно оценили качество его черного смокинга, крупных золотых запонок и колец с бриллиантами. Мне показалось, что она буквально почувствовала запах выставленного напоказ богатства. — Ваша жена, должно быть, полностью доверяет вам, коль отпустила вас одного в этот полный разврата город.
— Что происходит в Шанхае — в нем и остается, — ответил он, парируя ее язвительное замечание хитрым подмигиванием и игнорируя предостерегающий кашель смущенного Вильсона.
Последний пассажир был в какой-то мере загадочен. Одетый в жакет из ручной работы твида и широкие фланелевые брюки, он выглядел студентом, хотя и давно вышел из молодежного возраста. Неухоженные черные волнистые волосы и улыбка "под юношу" служили признаком его стремления продлить молодость, но глубокие морщины вокруг глаз и темные полукружья под ними свидетельствовали, что это стремление переходило в борьбу.
— Мистер Тримбл, — представил я его, и представительница богемы протянула руку, улыбнувшись застенчивой, почти незаметной улыбкой.
— Леди Эшворт, — приветствовал он, экспансивно потряхивая ее руку, — я весь в восторге от встречи с вами. Я видел ваше представление в театре "Куинс". Должен признаться, что смотрел его пять раз.
— Пять раз! — удивленно воскликнула она. — Вам так понравилась пьеса "Барретсы с Уимпол-стрит"?
— Исключительно из-за вашего участия, леди Эшворт, — ответил Тримбл со смущающе жалкой, щенячьей преданностью в глазах.
— О, не думаю, что я выступала хотя бы вполовину так великолепно, как Катарина Корнель, — произнесла леди Эшворт с обезоруживающей твердостью. — Но очень мило услышать это от вас.
Когда я вел ее для представления судовым офицерам, она склонила ко мне голову и шепнула:
— К счастью, я не должна сидеть рядом с ним.
За вторым столом, поменьше, находились те офицеры, которых я попросил присутствовать на ужине — умытые, побритые и чувствующие себя неловко в новых белых смокингах. Леди Эшворт каждому пожала руку и любезно уделила несколько слов. Седовласый Фрейзер по отечески улыбнулся ей. Сейс, радиоофицер, явно нервничал, и я подумал, что к полуночи он отстучит всем своим эфирным друзьям новость о том, что ему довелось ужинать с известной актрисой. Охваченный благоговением перед красотой леди Эшворт, Мак-Грат, выглядевший более юным, чем в действительности, хихикнул на ее восклицание: — Знает ли ваша мать, что вы убежали в море, мистер Мак-Грат?
— Не обманывайтесь внешностью, — встрял я в разговор, опасаясь, что Мак-Грат не понял шутки. — Мистер Мак-Грат — единственный человек на борту, имеющий право класть ноги на стол. К тому же, вы бы увидели лицо того человека, который последний раз вызвал его на ринг.
— В таком случае я постараюсь не провоцировать его, — улыбнулась она. — Но что вы имели в виду, говоря о ногах на столе?
— Существует морская традиция, что только человек, прошедший под парусами вокруг двух мысов — Горн и Доброй Надежды, имеет право положить ноги на стол во время еды.
— Боже! Это происходит при каждом приеме пищи? Мы увидим это сегодня, мистер Мак-Грат?
— Нет, мэм, — сказал Мак-Грат, лучась от того, что она уделила ему столько внимания. — Ну, может, когда мы едим соленую конину на баке... Но не в порядочном обществе.
— Соленая конина? А, это еще одна ваша морская традиция. Но мне кажется, что мистер Ху обещал нам что-то получше. — Она задумчиво улыбнулась. — Однако, были времена в России, когда я ела кое-что и похуже.
Последним был представлен Гриффит, который своей задумчивостью, точеными чертами лица, к тому же одетый в смокинг, очень походил на красавца-актера, кумира многих женщин. Когда они здоровались, я заметил задумчивость в ее взгляде.
— Добрый вечер, мистер Гриффит. Надеюсь, у нас появится возможность познакомиться поближе.
В ее словах не было никакого кокетства, и они могли бы стать привлекательной парой, если забыть явную разницу в их общественном положении и — менее явную — разницу в сексуальных предпочтениях. В его взгляде светило равнодушное одобрение, как если бы он наблюдал совершенство произведения искусства.
— Надеюсь, ваше путешествие, леди Эшворт, будет приятным, — ответил он, поворачиваясь, чтобы занять свое место за столом.