Кабул, До Востребования
Шрифт:
Козаков вытащил из кармашка "разгрузки" трофейный "кенвуд". Их дежурную волну в УКВ диапазоне духи постоянно прослушивали, а иногда и пытались заглушить. Поэтому в особых случаях офицеры пограничники предпочитали пользоваться трофейной техникой, благо этого добра у них сейчас хватало.
Не успел он поднести рацию к губам, как его вызвали.
– "Фиалка", ответь "Гиацинту"!
– На связи "Фиалка"!
– Что там у вас? Доложи обстановку!
Козаков докладывал командиру заставы, именно он был на связи всего минут десять назад. Но он понимал, отчего тот так тревожится: ситуация менялась
– Две группы неустановленной численности прорываются к границе по объездной дороге и через перевал. Слышны звуки боя... Также различимы уже звуки моторов. Но сами транспорты пока не наблюдаем. Духов тоже пока не наблюдаю, вижу только трассеры от перевала.
– Добро, лейтенант!
– донеслось из рации.
– Теперь слушай сюда. Разъясняю обстановку... Ты меня слышишь?
Козаков, переждав серию щелчков (пошли помехи на волне), сказал:
– Слушаю, "Гиацинт".
– На меня тут выходили... на нашей основной волне. Ситуация такова. У духов - разборки. По объездной дороге к границе движется небольшая автоколонна. Это отходят остатки группировки ТУРГа. Они вторые сутки пытаются выскочить за кордон, но местные духи их прижали. И сейчас хотят отрезать им возможность отскочить в Афганистан!.. Часть людей Седого отходят по склонам ущелья, их тоже преследуют.
"Ирис" докладывает, что бой идет уже всего в двух километрах на север от него. Слышишь меня?
– Так точно, слышу.
– На связь выходили сначала кулябские! Просят... в приказном тоне, мать их... не пропускать... через наши позиции... по объездной и через кишлак к границе транспорт... И еще...
В эфире вновь пошли помехи. Козаков, сплюнув вязкую слюну, поднес к губам "Кенвуд".
– Командир, я не все расслышал. Помехи! Повторите!
Среди шума и треска вновь прорезался знакомый голос капитана, командира "двенадцатой".
– Я говорю, что несколько минут назад я разговаривал с самим Седым!! Он выходил на нашей волне, просит пропустить его самого и его людей!
– Так их транспорт дальше ущелья все равно не пройдет!
– Это то понятно. Но они по любому на тебя выходят, лейтенант! И еще...
– Не расслышал, "Гиацинт"! Повторите!
– ...отряд духов в двести триста штыков! Они пока на другой стороне реки, но через два часа примерно будут в нашем районе!
– Афганские моджахеды? Я правильно понял? Тоже идут на нас?
– Да! То есть нет!! Они идут на выручку Седому! И будут выходить на нас. Предположительно... двумя колоннами. По дну ущелий Кафаркаш и Сулайман Дара. Их переговоры мы уже засекли. Так что и с той стороны следует ждать гостей! Слушай боев... ачу... не... сссшшшш...
Помехи стали столь мощными, что разобрать что либо было уже не представлялось возможным. Козаков, сунув сердито шипящую, как потревоженная змея, рацию в кармашек, рявкнул:
– Личный состав, к бою! Радист, срочно связь с "Гиацинтом"!
* * *
Воздух вокруг гудел, вибрировал от звуков плотной, непрерывной пальбы. Ночную темноту прорезали фары; блики света отражались на мшистых стенах ущелья. Из за поворота объездной дороги вынесся, подпрыгивая на колдобинах и ухабах,
До идущего передовым внедорожника было уже не более трех сотен метров. Сверху, с "крепостицы", несмотря на глухое ночное время, машины, следующие по объездной дороге, видны, как на ладони. Они сами освещали дорогу и идущие впереди транспорты фарами. Расколошматить в данной ситуации всю эту небольшую колонну и положить в горловине ущелья всех, кто передвигается на этих транспортах - как два пальца об городской асфальт.
– Бойцы, стрелять только по моему приказу!
– крикнул Козаков.
– Кто откроет огонь без команды, прибью!
– Ну и попали мы, летеха, - подал реплику расположившийся слева от него со своим РПК прапорщик Артюшин.
– И стрелять нельзя, душманы из за речки нам этого не простят. И пропускать этих без выстрела опасно: кулябские тогда от злости навалятся на заставу. И будет как четыре года назад - "героический бой с превосходящими силами противника"!
Рядом с Иваном на приступке, накрытом куском брезента - цинк с набитой лентой. Он прижал поплотнее к плечу приклад РПК. АКСУ со снаряженным в подствольник ВОГом прислонен к стенке. Два РПГ 7 стоят рядом, в нише. Всадить бы гранату в передовой джип! Да вот только чутье подсказывает - нельзя.
Едва только тентованный грузовик выехал из за поворота, как оттуда же, из темноты, из за скалы, что то выскочело и фыркнуло! Корма грузовика вдруг лопнула, треснула, вспухла огненно дымным клубком. Оттуда, из кузова быстро занявшегося грузовика, продолжавшего еще по инерции катиться по дороге к горловине ущелья, стали выскакивать какие то темные фигурки. Некоторые падали, катались по земле, другие оставались недвижимыми. Уцелевшая охрана, кто присев на колено, кто распластавшись за валуном или просто на дороге, стала стрелять из "калашей" по кому то, кого Иван со своей позиции не мог разглядеть.
– Блин! Из гранатомета всадили!
– процедил Артюшин.
– Так что душманы, летеха, совсем рядом.
Ночь окрасилась в мрачновато багровые краски. Языки пламени высветили весь склон высоты и горловину ущелья, по которому можно проехать, если, конечно, транспорт подходящий, до самой речки. За которой - те же дикие горы и ущелья, но уже другая страна...
Со стороны ущелья послышались автоматные и пулеметные очереди. Похоже, группа кулябских, обойдя заставу и кишлак и тесня остатки прикрытия, преследовала другой отряд боевиков, прорывавшихся к границе и пыталась перерезать им единственно возможный проход...
Российские пограничники пока не открывали огонь, оставаясь в этой пиковой ситуации, в силу обстоятельств, - сторонними наблюдателями.
* * *
– К нам гости!
– крикнул прапорщик.
– Твою мать... Ну и чего делать то будем, лейтенант?
– Вижу!
– отозвался Козаков.
– Не стрелять!
По пологому склону, петляя меж валунов по тропинке, от брошенных на дороге машин, поднималась группка людей, всего человек пятнадцать. Среди них Козаков увидел женские фигуры и пару подростков. Кто то из мужчин нес ребенка на руках...