Качество жизни
Шрифт:
– А вы добивайтесь! У вас цены вон какие - за что?
– сердился я.
Девушки переглянулись и стали добиваться.
В результате я получился того цвета, который когда-то называли "шантрет". Не шатен, а именно "шантрет", нечто игривое, лихое, ловеласистое.
– Вы нарочно?
– поинтересовался я.
– Мы предупреждали!
– оправдывались девушки.
– Красьте еще раз!
– Нельзя, вы что! Волос же не железный, приезжайте через пару дней.
– Волосы, а не волос!
– сказал я.
В машине Аня начала меня утешать, говорить, что все замечательно. Но не выдержала и, глянув на меня, вдруг по-девчоночьи прыснула, крутанув при этом
– Что?!
– раздраженно спросил я.
– Извините. Нет, все нормально, правда!
И тут я увидел вывеску: "Парикмахерская". Не "Салон красоты", как везде, а просто и без затей - "Парикмахерская", как в мое время. Я велел Ане остановиться.
– Вы куда? Тут с вами знаете что сделают?
– Знаю. Подождите меня.
Парикмахерская оказалась родной до теплой и сладкой боли. Никакой тебе записи, живая очередь, как всегда это и было, сидят несколько пенсионеров, пенсионерш и заблудший подросток с наушниками на лысой голове (что он стричь собрался, интересно?), вдоль стены узкого коридора - стулья, скрепленные по четыре, на металлических ножках, с дерматиновыми сиденьями, которые были порваны еще десять лет назад, в дырах виден ветхий желтый поролон. Из двери высовывается парихмахерша (так хочется ее назвать) и кричит в пространство: "Кто следующий?", а в зале орудуют пять или шесть блондинок в синих фартучках, одинаковыми приемами подстригая и мужчин, и женщин, поет радио, блондинки перекрикивают его, обсуждая семейные дела и прочее свое, интимное, ворочая головы клиентов, будто болванки, а уборщица шурует по ногам щеткой, сметая волосы... хорошо!
Там я остригся наголо. Парикмахерша уточнила:
– Совсем?
– Совсем.
– Что же, брить, что ли?
Я подумал:
– Нет, брить не надо. Но очень коротко. Чтобы не ущипнуть.
– Это можно.
Аня, когда я сел в машину, дико посмотрела на меня.
Она смеялась не меньше пяти минут.
Я подождал, а потом свойски толкнул ее в плечо:
– Ну, ну, хватит... Поехали.
– Нет... Нет... Извините... Нет, даже классно... Мне нравится... Но жить с такой прической нельзя!
– досмеивалась Аня. И, выскочив у какого-то магазинчика, принесла мне бейсболку. Я напялил ее и посмотрел в зеркало. Вид странный, но какой-то... лихой. Мне понравилось.
– Слушайте, - сказала Аня, задумчиво глядя на меня.
– Так оно это самое и есть!
– Что?
– Фишка. Фенечка. Опознавательный знак. Харизматический аксессуар!
– Бейсболка?
– Ну! Серьезный писатель - и все время в бейсболке. Это прикол, это интересно!
– Что интересного, не понимаю! И почему всегда в ней?
– Ну, вы тоже какой-то! Не ваша это забота! Это пусть другие думают: в чем дело, почему П. все время в черных очках, Б. в шляпе, а вы в бейсболке! Пусть всякие смыслы ищут. Кто хочет, найдет. Вот вам и добавка харизме: тайный смысл бейсболки, понимаете? Нет харизмы без таинственности, разъяснила она мне.
– Вон Г. отпустил бороду и косичкой ее заплел. Все его фанаты с ума сходят: отчего, почему? Тоже бороды в узелок завязывать начинают. Сотню значений в этой бородке козлиной отыскивают. А их нету на самом деле. Зато шум какой.
Я усмехнулся. Я начинал иронически уважать дурацкую кепку с длинным козырьком, которая, усевшись случайно на мою голову, вдруг тут же начала что-то означать, причем помимо воли обладателя этой самой головы.
27
Мне надо было работать, но не хотелось. Пописывалось, вернее, кое-что для себя.
Тут позвонил Валера и сообщил, что оказался в моем районе. Если я не против, заедет.
И заехал.
Ни с того,
– А невеста?
– спросил я.
– Тоже поедет, куда она денется. А не поедет - не надо.
– Раздумал жениться?
– Рановато еще. И дура оказалась. Слушай, а вот это вот все, в газетах этот трендеж про тебя с ней, ну, и все остальное, это зачем?
– Я же объяснял: они в это играют. Им, видишь ли, мало играть в газеты, в телевидение, в политику, им еще хочется играть в живых людей.
– И ты согласился?
– Почему нет? Это совпадает с моими интересами.
Валера смотрел на меня в раздумье. Я-то привык, что не знаю и не понимаю его. А он, быть может, впервые всерьез подумал о том, что не знает и не понимает своего родителя. Он и всегда не понимал, но раньше ему этого не надо было. А вот теперь понадобилось... Раздумье его кончилось вопросом:
– Может, у тебя в ней главный интерес?
– А что тут невероятного? Конечно, не очень хорошо: ты у нее был, а я твой отец...
– Считай, что меня не было. То есть у тебя серьезно?
– Кажется.
– Не повезло. А она?
– Пока знаю, что не противен ей.
– Ясно... Нет, нормальное дело, - рассуждал Валера.
– Что ты, не человек? Со всяким может случиться. Тем более, она девушка симпатичная. Не великого ума, конечно. Извини.
– Да нет, ты прав.
– Ясно... То есть, получается, я тебе мешаю?
– О чем ты говоришь! Наоборот, я устранюсь - по первому твоему слову!
Валере, наверно, очень хотелось сказать это слово. Но он сказал:
– Ладно. Передай ей, что я звонить не буду, и вообще... Благодарен за науку. Ну, и что уезжаю. Или не говори. Мне все равно.
Далее адаптировано: многословные рассуждения А.Н. Анисимова об идиотизме положения, в которое он попал, перебирание вариантов, как из этого положения выбраться.
А Валера никуда не уехал.
28
Я придумал жениться. Пусть взбесятся всесильный Кичин, Женечка Лапиков, пусть сильно огорчатся таблоиды, приготовившиеся ковать деньги на нашей с Ириной истории и на уничижении Беклеяева, пусть разозлится Ирина: я ведь сокрушу ее надежды на собственную передачу, на "Были о небывалом", надо, кстати, спросить, что это значит. Жениться срочно и, в сущности, все равно, на ком, лишь бы действительно не оказаться пародией на собственную пародию, вырваться из этого сюжета - ну, и заодно избавиться от дурацкой любви, которая с каждым днем мучила меня все больше. Обидно, конечно: сколько ждал, представлял все в розовом свете, а пришло - и вот, оно, оказывается, как: постоянно внутри что-то живет (будто даже отдельное от тебя!), как инфекция, как зараза, как солитер какой-нибудь, живет, ест тебя, грызет - и при этом ты прекрасно понимаешь, что жажду утолить нечем, та, кого ты любишь, тебя не полюбит никогда и ни за что. В отличие от всех влюбленных, я себя не обманывал.
Я приехал к Дине Кучеренко. Без звонка, без объявления войны, как это и раньше бывало. И сказал:
– Дина, на этот раз я полностью в своем уме. Я все помню. Я выздоровел. И то, что я сейчас скажу, это осознанно, это... В общем, я понял, с кем я могу и хочу прожить, прости за высокопарный слог, остаток жизни!
– Да? И кто эта счастливица?
– Ты, конечно.
– Ой, какая радость! Подожди.
Она принесла магнитофон, вставила кассету.
– В прошлый раз ты тоже говорил, что все помнишь, что полностью в своем уме. А на следующий день забыл. Поэтому...