Качиакта
Шрифт:
Ведь и не таких отцов любят. За примером далеко и ходить не надо. Вера Григорьевна, чёртова жена, так беззаботно и откровенно любила и теперь обожает своего покойного папеньку, совсем не положительного человека. Нет! Не обо всех умерших следует говорить только хорошее или скромно молчать.
Вот и нашёл в себе малую толику смелости Прохоров под хмельком открыто сказать, Вере… не верной и подлой, что её покойный папа, которого она боготворила, был не совсем добрым человеком. Жил за счёт матери-старухи, у которой перед её смертью отобрал всё – и дом, и сбережения денежные, и потом не пустил на порог собственной квартиры, доставшейся ему чужим потом, материнским. Добрые
Но вот умер. А ведь нельзя таким вот людям, вообще, уходить в мир иной, ибо там ничего их хорошего не ждёт. Не верил Прохоров, что подобных субъектов Господь прощает за их грехи или за то, что они в каждую свободную минуту в церковь бегут… помолиться. Разве Всевышний с великой радостью благословляет на очередные грехи детей Дьявола? Нет! Убийцу даже проще Всевышнему простить, нежели полного подонка. И вот теперь открылось Захару Алексеевичу самоё страшное, именно то, что и жёнушка его выбрала путь сволочной, и он никогда не замечал её грехов. Может быть, не хотел… замечать.
Ну, ладно. Бог ей судья или кто-то другой… Но ведь доченька его тоже явно пошла, что называется, по «женской линии». Умела «благодарить» за добро тех, кому обязана и кто не в состоянии был ответить на её «концерты» наглостью, чванством, высокомерием… жесткостью. Что уж тут судить и рядить. Люди всё подмечают… А он, Прохоров, слеп, и поныне не верит тому, что произошло. Его предали самые родные и близкие, те, в ком он души не чаял. За что-то обиделись на него? Но за что, он так и не смог постичь, и не в состоянии этого и теперь. Времени обдумать случившееся имелось предостаточно. Уже почти полгода шёл он в сторону Тихого Океана, живя на случайные заработки во время коротких остановок в городах и весях. Ведь не дурак, а понять не может, что с ним произошло и почему.
Что он, эгоист жуткий или алкоголик? Да, нет же. С любым поспорит и докажет, что он нормальный мужик. Только вот, правда, не везло ему в жизни последние несколько лет. Никто на нормальную работу не брал, не уверен в себе был… Да и не требовались в его городишке инженеры-технологи по обработке металла, он, в частности. Многие предприятия развалились или превратились в склады. Жулики активно начали заниматься куплей-продажей. Его на работу не брали. Возраст не юный… Да и слишком честен, что во взоре его читалось. Кому ныне такой вот рудимент нужен? А жена только надсмехалась над ним. Да и просто ей так было поступать, ибо доходы она уже… делала не кое-какие, но пока не мощные. Одним словом, «бабки» имела.
Но вот он, наконец-то, шагая по шпалам, перестал тонуть и копаться в собственных кошмарных мыслях, выскочил из них, как от страшного пекла. Но не потому, что не мог привыкнуть к постоянному терзанию. Дело заключалось в другом. Он поймал себя на том, что не говорит вслух, а кричит. Ведь на его зычный голос стало отзываться здешнее горное эхо. А ведь долгое время в пути молчал, почти ни о чём и не думал.
Понятно, что Прохоров знал, где сейчас находится. На Урале или чуть дальше, уже не Европе, а в Азии. Какая разница? Железная дорога продолжала вести его вверх, в горы, где, возможно, суждено было Прохорову выжить или подохнуть, подобно немощной бродячей собаке. Да один ли он такой? Много в Мире подобных ему. По самым и разным причинам… Открылась страшная правда, обнажилась истинная суть многих
А ведь и он, Прохоров, тоже негодяй, если разобраться. Ведь в наследство доченьке своей Аннушке ничего не оставил, денег не скопил… Да и можно ли было попридержать, когда его жутко загадочная супружница всё заработанное умела превращать в грязь и хлам. Как-то ещё ведь умудрилась в предприниматели выбиться. Не без помощи и самой настоящей местной секты, разумеется. Где-то там их «богиня», в Англии, а щупальца свои разбросала по всему белому свету. Но за всё «блага» отпущенные таким, как Вера Григорьевна, полпредами иностранных бесов, потом придётся платить… Впрочем, может быть, он, Захар Алексеевич, в данном плане чего-то недопонимает. Пусть мужик с высшим образованием, но прост, открыт и наивен. Времена ведь иные настали, а с ними, откуда-то, не только узурпаторы появились, но и новые пророки и даже… боги.
Разве ж он не заботился о жене и дочери? Ведь Захар им даже борщи варил, ибо они, ни мать, ни дочь, не желали уметь делать даже самых простых женских дел… Не обращал Захар внимания на некоторые насмешки в его адрес со стороны. Дескать, подкаблучник и семейный раб. Полагал, что ему просто завидуют. Не прав был. Оказалось, что люди сочувствуют ему… своеобразным способом. Ладно, что есть, то и есть. Ничего уже у него теперь и не было и нет. Ни-че-го!
Как же он, Прохоров, не понял смолоду, что попал в скопище тварей, нелюдей, для которых остальные человеки не существуют? Надо было бежать сразу же от такой вот «тихой» любви сломя голову. Да она ведь, Вера, никогда и не говорила ему, что любит его. Молчала. Скрывала вечно свои женские «загадки». Да он и не спрашивал. Полагал, что любит, но, как-то, по-своему сдержанно.
– Ведь ты бы своего папашу, Вера, никогда бы не стала выгонять из его же собственного жилья, да и своего тоже? – Прохоров снова ушёл в собственные воспоминания. Тогда он решительно налил себе в рюмку водки.– Ведь не стала бы ты гнать в неизвестность этого не очень, прямо скажем, хорошего человека? Отец, всё же. Хотя, он ведь тебе ничего и не оставил, а многое имел. Всё твоёй сестре младшей. Продуманной… Она тебя кинула. Да и мамаша твоя тоже никогда не думала о тебе. Никогда!
– Не твоё дело! Как ты смеешь так вот говорить о моём отце, пьяная сволочь? – Завопила Вера Григорьевна.– Караул! Убивают!
– Никто тебя не убивает,– тихо ответил Прохоров.– Мне многое не понятно. Я не могу постичь, почему сейчас и Анюта выгоняет меня из собственного дома? Неужели, она монстр, которого ты родила… Не понимаю… Моя ведь кровь. И за что же? За то, что я только и жил ради неё и тебя.
Из соседней комнаты выскочила его доченька и бросилась с кулаками на отца. Она тоже кричала, что и её убивают. Он оттолкнул её. Анна театрально упала, предварительно отбежав в коридор, к дивану. Туда было мягче…падать.
«Боже мой,– с удивлением подумал Прохоров,– мне уже давно не страшно погибнуть, где-нибудь, на пустынной дороге. Ведь жизнь прожита зря». Если бы ему сказали, что такое когда-нибудь с ним случится, то он просто бы беззлобно засмеялся. Но ведь, нет же! Случилось! С ним? Уму не постижимо… Они сдали его тогда в полицию с большим трудом, но сделали это. Там к нему «люди при исполнении» отнеслись с пониманием и уважением. В полиции многое знали о происходящем в его семье и тоже оказались… неплохими людьми.