Кадар
Шрифт:
3. Однозначный вывод из всего этого пока что один – уникальный мир Кадара погибнет. (Снова гул голосов). Что возникнет вместо него – предсказать пока что тоже нельзя. Возможно, другой какой-нибудь уникальный мир. Но, скорее всего, вся материя планеты превратится в этакую неопределённую по свойствам биосубстанцию, которая образует океан наподобие Соляриса.
В любом случае, предотвратить это уже нельзя. Однако побороться за собственную жизнь ещё можно.
4. Для этого нужно создать своеобразные излучатели направленного коротковолнового электромагнитного поля, в диапазоне от рентгеновского и
Кто-то спросил: а как же быть с органической материей? С людьми то есть? Людей под рентгеновское излучение не поставишь. Опасно.
На это Черных ответил, что как тут быть, пока что не знает, однако уже ясно – воздействие биополя на органику (более, в отличие от неживой материи, устойчивую) не так скоротечно, следовательно время, как разрешить эту проблему, есть. Наверняка что-нибудь придумается.
(Гул голосов).
Тут кто-то из сидевших на трибуне, указывая пальцем в небо, закричал:
– Смотрите! Смотрите!
Все разом подняли головы. Осирис, местное светило, такое же жёлтое и с таким же, примерно, угловым размером, что и у земного Солнца, словно бы покрылся туманной желтоватой мглой, стал каким-то нечётким, расплывчатым. Небо из нежно-голубого тоже стало с оттенком желтизны. Никакой облачности, между прочим, на всём его протяжении не наблюдалось. Все молча на это смотрели, потом кто-то сказал: "Может быть, буря какая-нибудь надвигается!?" Никто тогда ещё и подумать не мог, что физико-геометрические свойства пространства на Кадаре тоже меняются.
В полной тишине со своего места снова поднялся Шлемов.
Очень коротко, и где-то даже сухо, он сообщил, что в течение ближайшего времени в город начнут прибывать остальные поселенцы Кадара. В общей сложности, это около 15 тысяч человек. Город же может обеспечить, максимум, 10 тысяч. Следовательно, нужно будет сделать всё, чтобы условия проживания у всех были одинаковые: потесниться в коттеджах, регламентировать нормы питания, развернуть дополнительный палаточный городок.
На это из толпы ответили, что всё тут ясно и так, можно было и не говорить.
Шлемов сказал: "Хорошо!" На том и разошлись.
Тот же день. 16.45.
Всё это время мы вместе с Бэлой и Куртисом работали по развёртыванию полевых биолабораторий и госпиталя, которые также решили приспособить под жильё.
И у меня, и у всех прочих, кто находился рядом, настроение в целом оптимистическое. Все убеждены, что трудности эти временные, до той поры, пока не прибудет помощь с Птолезы.
Что помощь всё-таки прибудет, я нисколько не сомневался, однако вот что странно. В течение дня я то и дело ловил себя на различных психологических состояниях, доселе мне незнакомых. С одной стороны, как я уже сказал, вера в благополучный исход, с другой – некое совершенно непривычное беспокойство, которое, поразмыслив, я окрестил страхом. Никогда раньше, признаться, я ничего похожего не испытывал, хотя и читал о подобном в книгах. Теперь же… Это было что-то совершенно иное, новое. И, признаться, я прислушивался к себе с некоторым интересом. Так, наверное, прислушивается к первым движениям младенца в утробе беременная женщина. Удивительно!
Тот же день. 22.18.
Ночи нет. Небо затянуто всё той же жёлто-туманной мглой. Ни единой звезды на нём не наблюдается.
В целом обстановка в городе спокойная. Прибыло около двух с половиной тысяч беженцев. Завтра ожидаем ещё около трёх. То, о чём говорили днём на стадионе, сообщается каждому. Никто не паникует. Все по-прежнему уверены – помощь близка.
Что же до меня, то я в этом уже не столь убеждён. И дело тут вот в чём. Помимо общих собраний, есть ещё и собрания локальные, точнее, заседания Штаба по борьбе с катастрофой. Я, между прочим, в его составе.
Вопросы, которые там обсуждаются, огласке пока что не предаются. На этом настоял Шлемов, опасавшийся лишних волнений.
К примеру, просидевшие целый день над расчётами Раковский, Черных и Савватий сообщили следующее:
1. Метрика пространственно-временного континуума на Кадаре изменена, и, следовательно, время течёт теперь совсем по другому, а именно – быстрее, чем во всей остальной вселенной, – примерно, в 18 с копейками раз. Это значит, что если у нас здесь проходит один месяц, то, к примеру, на Птолезе чуть немногим менее полутора суток. Следовательно, на быструю помощь рассчитывать не приходится.
2. Кроме того, расчёты однозначно показывают, что биополе по своей сути – образование неоднородное, крайне нестабильное, в нём то и дело должны образовываться этакие своеобразные блуждающие зоны, в которых энергетическая плотность будет превышать среднюю по планете в миллионы раз. И это при всём притом, что средняя плотность сама превышает планировавшуюся в миллионы раз. Черных назвал такие зоны циклонами. Что может происходить в эпицентрах циклонов, можно только догадываться. Свойства материи и пространства наверняка будут меняться мгновенно.
Один из таких циклонов должен пройти сегодня ночью всего в пятнадцати километрах юго-западнее нашего городка. Два часа назад профессор Черных с двумя ассистентами, взяв необходимую для исследований аппаратуру, отправились туда, чтобы понаблюдать за этим явлением в непосредственной близости.
5 июня. 8.23.
Сегодня утром я проснулся от криков. Кто-то шумно пробежал рядом с моим коттеджем.
Нервы у меня были натянуты даже во сне. Прыгнув в штаны и натягивая на ходу майку, я выбежал наружу. Мимо, возбуждённо галдя, пробежали ещё какие-то люди. Я успел схватить одного из них за руку. Это был худенький невысокий парень с лихорадочно, как мне показалось, блестевшими глазами.
– Что случилось? – спросил я у него.
– Там! Лес! – закричал он и, вырвавшись, убежал.
Я устремился следом.
На окраине уже толпилась масса народа. Стоял гул возбуждённых голосов. Все переговаривались и указывали пальцами в сторону горизонта. Я протолкался вперёд и остолбенел. Там, где раньше до самого горизонта тянулась покрытая высокой травой степь, теперь темнела полоска леса, и было уже до неё не более трёхсот метров. Разумеется, это был лес Шкляревского.
Все были потрясены. Никто раньше и помыслить не мог, что мюрзы, оказывается, умеют перемещаться. Должно быть, лес обосновался здесь прошедшей ночью.