Кадын - владычица гор
Шрифт:
Поели-попили, губы жирные утёрли, и Кадын спрашивает:
— Скажи, отец, где Чадак-пай живёт? Навестить его хочу.
— Найти его нетрудно. Увидишь высокий, богатый аил белый — смело входи. День и ночь Чадак-пай в нём сидит, богатства свои стережёт-пересчитывает.
Как Семь Каанов — Большая Медведица — в чёрном небе, стоит принцесса у аила из белого войлока. Незаметно она
Сидит Чадак-пай у жаркого очага, жирное мясо ест, сало с губ на землю капает. Одна жена чегень из котла в бочку наливает, чтобы настоялся там, остыл, длинной палкой его помешивает. Другая жена деревянного идола тёплой аракой-водкой обрызгивает.
Насытился Чадак-пай, вытер губы пальцами толстыми, и поговорить ему захотелось:
— Женщины, вы у меня поучитесь от всякого дела барыш получать. У бедняцкой коновязи огненно-гнедой иноходец с белой звёздочкой во лбу стоит. Самой принцессы Кадын добрый конь! Пошлите туда трёх рабов, чтобы под пологом ночи увели коня да в густом лесу спрятали.
Не успел сказать это, почернела от гнева Кадын, из аила выскочила. По каменной россыпи побежала, меж камней спящую змею нашла и за опоясье её сунула. Со старого кедра осиное гнездо сняла, туда же опустила. В заболоченном сосняке глухариное гнездо нашла, одно яйцо взяла и обратно в белый аил как ветер понеслась.
Чадак-пай спал уже, и две его любимые жены сладко храпели.
Привязала Кадын змею к палке, что в бочке с чегенем торчала. Осиное гнездо идолу в глаз вставила, а яйцо глухариное в горячую золу очага закопала. Сняла с пояса палицу железную, повесила её к косяку двери, а рядом мешочек с мукой. Под дверью же чёрную яму выкопала. Затем пошла, жирного стоялого коня заколола, лучший кусок мяса в белый аил втащила, на кошму, где Чадак-пай с жёнами спал, положила.
Только небо на востоке заалело, закашлял Чадак-пай, открыл глаза, увидал на кошме мясо и как толкнёт ногой любимую жену:
— Ты по ночам тайком сало ешь, верблюдица косматая?
— Должно быть, ты сам, олух Ульгеня семинебесного, потихоньку этим салом кормишься! — рассерчала жена и в нечёсаные волосы Чадак-паю вцепилась.
После драки захотелось им кислого чегеня испить. Протянул Чадак-пай чашку к бочонку, а тут змея как ужалит его! Кинулся он к очагу неостывшему, чтобы головешку взять, змею убить. Но едва до углей дотронулся, лопнуло глухариное яйцо, и полетели брызги во все стороны, глаза Чадак-паю залепили.
— О-о-о, Яйик! — заголосил Чадак-пай, голову перед идолом склонив. — Ой, Яйик, смерть ли меня чует, добро ли меня ждёт? Смилуйся, наставь, пособи! — и толстыми пальцами деревянного идола погладил.
Тут проснулись осы и как накинутся на Чадак-пая! Взвыл он, как бурый медведь, подбежал к двери, о железную палицу лбом стукнулся и в яму упал. А сверху на него мука из лопнувшего мешка просыпалась. Сидит Чадак-пай в чёрной яме, весь от муки, как ледник, белый-пребелый. И голова белая, и усы с бородой, и живот круглый, и сапоги даже.
— Ох, ха-ха! Ха-ха-ха! — послышался звонкий, заливистый, как тростниковая свирель, смех.
— Что такое! — ещё пуще взревел Чадак-пай. — Кто в моем аиле надо мной же потешаться смеет?
— Это я — Ушко-Кулакча, ростом с конское ухо! — запищал невидимка. — Ношу шубу козью старую, подол без опушки. Бедной матерью рождённый, света, радости не вижу! Отцом-бедняком сотворённый, счастья-смеха я не знаю!
Глядь, а на белом от муки животе Чадак-пая следы крошечные один за другим проявляются. Это высохший, невидимый Ушко-Кулакча по злодею-погубителю бегает, над ним смеётся.
От удивления у Чадак-пая глаза чуть не лопнули:
— Пятьдесят лет под этим небом живу, такого не видел!
Взяла Кадын невидимку в ладошку и на указательный палец посадила. Отломила она от лепёшки из волшебной сумины кусок и Ушко-Кулакче дала. Проглотил невидимый мальчик крошку — и прозрачным, как вода в Аржан-суу, стал. Проглотил вторую — и молочным, как вода в Ак-Алаха реке стал. Проглотил третью и стал коричнево-жёлтый, как весь великий народ алтайский. А потом взял и весь кусок целиком съел. И стал наш маленький Ушко-Кулакча ростом с богатыря.
Крякнул он, крутые плечи распрямил, круглой головой до дымохода достал. Высокий аил Чадак-пая ему как шапка. Плотные кошмы Чадак-пая свернулись под пяткой Кулакчи, как осенние листья. Поклонился он до земли спасительнице своей Кадын и грозно на Чадак-пая поглядел.
— Смилуйся надо мной, Кулакчи! — Чадак-пай взмолился. — Пожалей, помоги из чёрной ямы выбраться!
— Не жалел ты моих батюшку с матушкой! И тебе жалости не видать как своих ушей! — сказал так Кулакчи и пошёл прочь.
Против большой сопки он как другая сопка. А бывало, прежде на черенке ножа Кулакчи, как на коне, скакал.
В опрокинутой чашке как в аиле жил.
Обрадовались отец с матерью, целуют, ласкают сыночка. Будто солнце к солнцу прибавилось, луна к луне, такая радость была!
— В этой светлой радости вечно живите, старики мои! — Принцесса Кадын улыбнулась, коня оседлала и дальше в путь-дорогу поскакала.
Глава 5
Хрустальное яйцо
Там, где не дуют ветра земные тёплые, куда солнца луч не проникнет и лунный свет не доберётся, глубоко в горах есть лабиринт непроглядный. Многие тысячи лет назад он возник. Кто его построил, кто в массиве скалистых гор прорубил, никому не ведомо. Но гуляет по синему Алтаю легенда стародавняя, что древние великаны с лицами красными сотворили тот лабиринт. А чтобы чужак не проник в их владения, не вторгся, пустили великаны в лабиринт яды воздушные. Лишь войдёт в него путник заплутавший, тотчас смертушку свою найдёт. Вдохнёт грудью воздух отравленный и замертво падает.