Каена
Шрифт:
– Жжёт, - прошептала она, закрывая глаза.
– Не...
– Каена запнулась, не в силах выдохнуть больше ни единого слова, попыталась на последних усилиях выдохнуть ещё несколько букв и застыла, всё ещё осознанно всматриваясь в его лицо.
– Папа...
– Ты не умрёшь, - голос Роларэна звучал без капли отчаяния, так ровно, совершенно не сочетаясь с плескавшейся в глазах болью.
– У тебя впереди ещё долгая, счастливая жизнь, Каена.
Она уже не могла плакать. Яд испарил все до последней капельки слёзы. И дыхания в ней тоже не было - Каена хватала
Как же хотелось бы Роларэну забыть обо всём, что случилось! Зачем он воевал? Зачем уезжал тогда?
– Ты любишь меня?
Она ждала ответа. Вновь закусила губу, отказывалась умирать до той поры, пока не услышит ответную фразу, такую короткую и такую простую - что ему стоит выдохнуть всего несколько звуков, из таинственных эльфийских рун, как в головоломке, сложить в проклятое, ненавистное слово, что для неё никогда не сыграет так, как хотелось бы. Всё это - та любовь, что никогда не умирала в его сердце, - не имела никакого отношения к тому, чего требовала королева Каена.
Зато была единственным, что вытащило Каену, дочь Роларэна, из лап болезни.
– Люблю, - он сжимал её в своих руках так крепко, что кости могли бы превратиться в пыль. И она пыталась обнять в ответ, да только уже едва-едва могла пошевелиться.
– Люблю, как никто никогда не любил своего ребёнка, Каена, - голос сорвался на какой-то миг, он словно провалился на секунду в пустоту - но вынырнул, заканчивая фразу.
– Не бойся. Всё будет хорошо. У тебя ещё всё впереди.
У неё - у этого тела, осколка, сгустка темноты, - уже ничего хорошего не будет.
Она попыталась улыбнуться, но лицо исказила гримаса боли.
– Она так похожа на мать...
Роларэн закрыл глаза, прогоняя действительность. Его магия мечтала вырваться на свободу; он ещё мог всё остановить. Мог исцелить её. Но ведь всё вернётся на круги своя. Всё будет так, как и прежде.
Вечные не предают.
Роларэн не мог предать Каену. Свою единственную, горячо любимую дочь. Для того, чтобы возродиться в лучшем мире, без кошмарного Златого Леса, ей необходимо умереть. Он даже не допускал сейчас мысли, что что-то могло не получиться, что Шэрра откажет, что Шэрра, может быть, умерла.
Вечные не предают.
Она обещала вернуть второй долг. Она выживет.
Она - не та подделка.
...Перед глазами всё ещё стояли старые воспоминания, обрывки его собственной памяти. Его жена, чуть грубее Шэрры, с какими-то немного рваными движениями, всё ещё слаба после родов. И ребёнок у неё на руках - не способная самостоятельно полноценно дышать остроухая малышка, смертная, это видно даже невооружённым взглядом. Её испуганный взгляд и истинно отцовские, зелёные, будто бы самая лучшая трава, глаза.
Калека. Уродка. Вот что посмела родная мать, та, что привела её в этот мир, сказать о собственном ребёнке.
Надо же. Роларэн тогда даже не подумал о том, что это её испорченная кровь - причина смертности Каены, а не его собственная. Он отнёс дочь к её Златому Дереву, но это не помогло. Только волосы её, того осеннего человеческого оттенка, что и каждый угасающий в Златом Лесу лист.
Она сорвала тогда своими маленькими ручонками листок и сжала его в маленьком кулачке, совсем ещё дитя. А сейчас - сжимала так его пальцы, словно боялась, будто бы он попытается уйти.
Даже не говорила ни единого слова. Может быть, просто не могла.
...Рэну казалось, вот - его малышка, смотрит так враждебно на родную мать. Смотрит с болью, щурится от каждого слова, хлыстом ударяющего по сознанию. И прижимает маленького котёнка, искалеченную Равенну - к груди.
Он слышал - крики Шэрры. Той Шэрры. И без дерева, и без души. Шэрры, что называла его дочь ошибкой - больная, испортившая дерево. У нормальных эльфов рождаются здоровые, плевать, что смертные, дети. А его выродок - умрёт через несколько недель.
Сколько лекарств он перепробовал! Одно за другим, в непомерном количестве - начиная от трав и заканчивая даже добытой у людей древней эссенцией, заживляющей любые раны. Это продлевало Каене жизнь - на день или на полгода, - но не лечило. Она едва ходила, она просыпалась по ночам и содрогалась от кашля, выплёвывала на пол сгустки кожи.
Он был в отчаянье, его жена - шипела, что дочь у них уже заранее мертвец. Но кровь Вечного сильна; она не позволяла ей умереть.
А потом Рэн пошёл на крайние меры. Он приехал слишком поздно, чтобы хоть что-то помогло; Каена уже лежала на кровати, сложив худенькие ручонки на груди, под кровать забилась Равенна, поскуливающая от боли, ещё одна калека на дом могучего Вечного. Ей помочь никто не мог; родителей Роларэна не было в живых, Шэрра - да что она могла?
Каена не поддавалась магии. Она отторгала всё - все элементарные и самые замечательные лекарства.
У него не оставалось выбора.
Он резанул острым краем чаши, той самой, что лежала сейчас на полу у ног Каены, по запястью, и свежая бессмертная кровь потекла по металлу. И поднёс к губам умирающего ребёнка, понимая, что если уж сила Вечного, всё, что он сумел в себе отыскать, уставший, измученный после войны, не поднимет её и не исцелит, то она умрёт.
У него мог быть только один ребёнок. Эльфы рожают поразительно тяжело и редко; у Роларэна был всего один шанс. Он не мог позволить этому шансу просто так погибнуть.
Но Каена выжила. Она впитала в себя родительскую силу - настолько, насколько смогла. Смотрела на него этим таким разумным и прекрасным взглядом, и он улыбался в ответ, чувствуя, что его дочь с каждым днём всё больше и больше набирается сил. Что в ней наконец-то забилась жизнь.
Сейчас он убивал её тем же, чем и поднял из мертвецов. Кровью, в которой билась её душа, кровью, в которой билась её сила.
Роларэн знал - не надо было уезжать. Но уехал. Златой Лес падал под натиском Тварей Туманных, и не все они так ластились, как это делала Равенна. Не все они мурчали, когда их брали на руки или гладили по кошачьим головам. Не у всех была хозяйка, катавшаяся с ними по траве под сенью Златого Леса...