Каена
Шрифт:
Последний сын Златого Леса.
Он сжал зубы - так, что, казалось, сейчас голова разорвётся от боли, - и последовал к выходу. Он не обратил никакого внимания на эльфов, что пытались его остановить - королева занята, Ваше...
Ох, пресветлый Лес!
Она не будет ждать его у трона. Она не проводит его к высокому, покрытому рунами алтарю. Не толкнёт на свою кровать, расшитую вручную дикими узорами страха и боли. Не позволит зайти туда, где всё залито чужой кровью.
– Королева приказывала никого не принимать, - стражник встал у входа.
–
Роларэн не стал требовать у паренька отойти. Он, казалось, и жалость свою давно уже утопил в крови - в крови, которую пролила Каена. Стражник - сколь молод он ни был бы, дворец давно уже успел его отравить, - сполз на пол.
Трудно уничтожить душу.
Но как же легко обратить в пепел сердце!
Он толкнул дверь - тяжёлую, скрипящую так громко, словно сегодня её открыли впервые за всё существование дворца, хотя Рэн знал, что это было не так. Много сотен лет назад, когда над Златым Лесом простиралось прекрасное звёздное небо, король и королева каждый день поднимались по крутым ступеням и смотрели отсюда на белую по тёмно-синему россыпь. Говорят, первая королева обладала прекрасным голосом, от которого на небесах расцветали новые бутоны звёзд.
Роларэн не знал, была ли это правда. Он никогда не видел ни первую королеву, ни первого короля - их убили люди. А ещё он почти забыл о том, как выглядят звёзды - и они тоже пали жертвой тех, кто царствовал за границей Златого Леса.
Сколько лет он не поднимал голову? Сколько лет видел лишь Туманы?
И сегодня тоже не было ни звёзд, ни луны. Только кромешная ночь, густые клубы тумана, что сковывали пространство, будто бы смертельный яд. Яд, покоившийся, уже выпитый почти до дна, у него в кармане. Такое маленькое хранилище для того, что могло бы убить весь Златой Лес.
Что уже его почти разрушило.
...Королева стояла у самого края. Она пыталась высмотреть что-то в темноте, но не могла. Не могла увидеть ничего, кроме всполохов далёких факелов - испуганные эльфы и Твари Туманные, которых пугает только один свет, свет от мёртвых Златых Деревьев, отдающих своим бездушным детям последние капельки жизни.
– Ваше Величество, - Рэн подошёл ближе, тоже стал у самого края, и запрокинул голову назад, пытаясь вдохнуть в себя все туманы.
Каена попыталась в пустоте сжать его пальцы - он ответил прикосновением всё ещё пылающей ладони.
Туманы растягивались бесконечной пеленой над их головами.
Она была поразительно красивой - если только забыть о крови. Это платье, сотканное вместо звёзд, сверкающее от её волшебства - разве оно способно затмить небеса, когда на них восходит луна? Но за тучами не было ничего, и Каена превратилась в последний маяк их Златого Леса.
Он смотрел на угасший цвет рыжих волос, вспоминал зелень глаз - и то, как содрогалась каждый раз его жена, отступая на шаг при виде королевы. Как отказывалась - будто бы по правду старшинства, - подчиняться.
Как сгорела.
– Ты всё-таки пришёл, - выдохнула Каена, поворачиваясь к нему, словно ожидала всё ещё увидеть кого-то другого. Кого-то страшнее и отстранённее. Можно было подумать - Роларэн мог позволить себе просто так уйти, оставив Шэрру - плевать на Златой Лес, - покоиться в пыточных.
Он был там.
Вечные не умирают, что бы с ними ни делали, пока сами того не пожелают.
Он смотрел на Каену - словно она была вырвана из прошлых дней. Из историй минувших лет, когда ещё эльфы, бессмертные прекрасные эльфы, ходили по свету и исполняли деревьям свои древние прекрасные песни на языком, который никто больше не знал. Можно подумать - что-то изменилось. Можно подумать...
Догорало невидимое дерево. Он помнил, как искры от Каениэля сыпались в разные стороны. Как из пламени рождалась её душа - последняя палица Златого Леса, если, конечно, Роларэн не воспользуется своей.
– Ты не оставила мне другого выбора, - пожал плечами Рэн.
– Я всегда побеждаю.
– И ты, как всегда, бесконечно права, - спокойно, бесконечно уравновешенно кивнул он, а после едва-едва заметно улыбнулся, будто бы пытаясь её поддержать. Разумеется, Каена кивнула в ответ - разумеется, не могла себе позволить ничего другого.
Её руки, казалось, дрожали. И она сама побледнела - хотя куда уж больше. Так тяжело столько лет добиваться чего-то одного, а после вдруг в одночасье это вдруг оказалось в её руках.
Она так напоминала свою мать. Только сейчас Роларэн заметил это странное сходство, спрятавшееся в мелких деталях - тонкий стан, быстрые, ловкие пальцы, не предназначенные сжимать оружие, этот взгляд - только не цвет глаз. Он видел, как она тем же жестом сбрасывала волосы с лица, как качала головой и едва-едва заметно, краешком губ улыбалась.
Только... Это была всё же не её мать. Её мать - как и всё остальное в мире Каены, - оказалась просто подделкой.
– И ты больше ничего мне не скажешь?
– прошептала Каена.
– Не попытаешься убедить в том, насколько это... Глупо?
– Нет.
Она отступила и запрокинула голову назад. Там, вверху, должны быть звёзды - а она могла смотреть только на сплошные туманы. Там, вверху, должна сиять луна - но Каена созерцала то, что сама натворила.
– Ты ведь знаешь, - её голос тоже напоминал эти вязкие клубы тумана. Голос - мурчание Равенны, которую она же сама и убила.
– Мне мало просто тебя.
Он улыбнулся.
Мало.
Ей всегда было мало, наверное, потому, что его никогда не было рядом.
Он не мог сказать, что ненавидел Каену. Её невозможно было ненавидеть - только не с тем, что связывало их между собой. Ему казалось, не было ничего на свете, что Роларэн мог бы обожать сильнее; может быть, потому она до сих пор была жива.
Он словно разделился на две половины. Часть его, та часть, что слилась с низостью Златого Леса, такого, каким он стал нынче, боялась Каену до смерти. Он подавлял, отталкивал этот страх - но тот уголок души, в котором жила ненависть к королеве, не имел ни капли храбрости в себе.