Каиново семя
Шрифт:
– Ну хватит, хватит, разошелся!
Сергей с Яной обернулись на голос и увидели полную женщину лет пятидесяти с небольшим. Женщина развешивала выстиранное белье и теперь неохотно прервала свое занятие.
– Вам кого?
– спросила она, поставив таз прямо на землю и вытирая руки о фартук.
– Наталья Петровна?
– Да, это я. А вы чьи будете?
– Я - Марьяна, дочь Ольги Агаповой, а это мой друг Сергей.
– Олькина дочка, говоришь?
– женщина недобро прищурилась.
– И чего ж тебе здесь понадобилось?
Яна растерялась. Она никак не ожидала подобной недоброжелательности.
– Я... Я хотела поговорить с вами про бабушку.
– Про бабушку вспомнила?!
– Наталья расставила ноги и уперла кулаки в бедра.
– А где ты раньше была, когда бабушка в параличе лежала и у Бога смерти просила? Когда я кормила ее с ложечки и выносила за ней горшки? Когда обмывала ее, обряжала и в гроб укладывала?
– Не кричите на меня! Когда умерла бабушка, мне было двенадцать лет. А про ее смерть я узнала через год.
– Ну, Олька! Ну, змея подколодная! Мало того, что бросила родную мать, даже хоронить не приехала, так еще и дочери ничего не сказала!
– Как вы можете!.. Как вы можете так говорить! Ведь вы же знаете...
Яна начала задыхаться. Сергей притянул ее к себе, обнял и ласково похлопал по спине.
– Ну-ну, успокойся! А вы, уважаемая, выбирайте выражения. От девочки, которую мать избивала и морила голодом, нельзя ждать дочерней любви.
– Ты спроси ее, почему мама убежала из дома в одной ночной рубашке? В мороз!
– Яна всхлипнула.
– Что с ней сделали такое, что она даже сказать не могла?
– Она вырвалась из объятий Сергея и повернулась к Наталье: - И даже после этого она мать жалела. Запретила Марьяне Алексеевне идти в милицию. Деньги присылала на продукты. Не ей - вам, чтобы она себя водкой лишний раз не травила! Да я бы на мамином месте эту пьяницу своими руками задушила!
– Что ты понимаешь, соплячка?
– закричала Наталья Петровна, но уже без прежнего злобного напора.
– Да, Анюта пила! И дочь спьяну, бывало, поколачивала. И мужиков водила, а среди них редкие сволочи попадались. Да только судить ее не нам с тобой! Можешь ты вообразить, каково это: жить после того, как у тебя муж повесился?
– Как повесился?
– ахнула Яна.
– Да так! На веревке. Залез на чердак и того... А нашла его Нюрка. Сама из петли вынимала. Такие вот дела. После такого кто хошь сопьется.
– А из-за чего он?..
– Не знаю.
– Наталья наклонилась к тазу с бельем, взяла полотенце, встряхнула, повесила.
И по тому, как скованно она это делала, по тому, как поспешно отвела глаза, Яна поняла: врет. Знает.
Потом она не могла объяснить, почему ее осенило. А может, и не осенило вовсе, ведь именно это подозрение она пришла проверить.
– Он узнал, что бабушка ему изменила? Что мама - не его дочь?
Очередное полотенце выпало у Натальи из рук. Она впилась в Яну глазами.
– Откуда ты?.. Нюра никому не говорила. Только мне. И то, потому что себя не помнила, только Ваську из петли вытащила... Она потом страшную клятву с меня взяла, детьми заставила поклясться, что не скажу никому. Как же ты узнала?
– Случайно. Встретила маминого настоящего отца и догадалась. Нет, вру, не догадалась, подумала только и тут же отмахнулась от этой мысли. Этот человек - большой начальник. И тогда тоже ходил в начальниках, правда, рангом пониже, но все равно. Как он мог сойтись с уборщицей рабочей столовой занюханного райцентра? Да и чем она могла его прельстить?
– Много ты понимаешь!
– обиделась Наталья.
– Нюра в молодости была редкой красоткой, по ней половина здешних парней сохли. И уборщицей она была не всегда. Сначала работала официанткой в горкомовской столовой. Это уж потом, после Олькиного рождения ее оттуда выперли. Придрались к какой-то мелкой провинности, а на самом деле из-за внешности прогнали. Нюрка после родов подурнела очень. Бабки наши говорили, что дочь у нее всю красоту отняла. Может, потому она Ольку и лупила. Но скорее из-за Васи. Из-за смерти его.
– Как он узнал, что ребенок не его?
– Не знаю. Говорю же, Нюра об этом никогда не рассказывала, только в самый первый день, когда прибежала сюда в слезах. И говорила-то обрывками, сквозь рыдания не поймешь ничего.
– А настоящего отца не назвала?
– Нет. Сказала только, что из приезжих партийных.
– Наверное, все было так, - рассуждала Яна, бредя с Сергеем по пыльному проселку.
– Комсомольский начальник приехал сюда из Старграда в командировку. Увидел хорошенькую официантку и соблазнил. Или она его соблазнила. У бабки с дедом долго не было детей. Мама шестьдесят восьмого года рождения, а бабка - тридцать девятого. Замуж она вышла в двадцать два. И на седьмом году брака, наверное, сообразила, что ее Вася бесплоден. Вот и выбрала отца для ребеночка - заезжего, чтобы по городу не пошли слухи. Видно, любила она Васю. Сначала все у нее получилось, как задумывала. Забеременела, родила, муж ничего не заподозрил. Пять лет после этого они прожили в любви и согласии. А потом Вася как-то узнал, что у него не может быть детей...
– Яна посмотрела на Сергея и поняла, что тот ее не слушает. Взгляд у него был какой-то странный - отрешенный и сосредоточенный.
– Что с тобой?
– спросила она.
– Ты о чем думаешь?
– А? Да так, ни о чем. Голова болит. От жары, наверное. Нам, петербуржцам, пыльные степи противопоказаны. Давай сходим на реку, искупаемся.
– А она здесь есть?
– усомнилась Яна.
– Сейчас узнаем. Эй, пацан!
– крикнул он подростку на велосипеде.
– Где у вас тут речка?
Парень затормозил и встал одной ногой на землю.
– Речка далеко. Вы лучше на пруды сходите, тут рядом. До конца улицы и налево, после хозяйственного еще раз налево. Все местные там купаются.
Сергей поморщился.
– А что, до речки очень далеко?
– Да нет, не особенно. На велике полчаса,а пешком, наверное, час. Только жарко идти. Дорога через поля, во-он она начинается.
Мальчишка махнул рукой куда-то в сторону и укатил.
– Ты как, не против прогуляться по полям?
– спросил Сергей Яну.
– Да нет. Но у тебя же голова еще больше разболится.
– Ничего, искупаюсь - пройдет. А назад вернемся вечерком, на закате.
Они нашли магазин, купили большую бутылку воды, хлеба, сыра и яблок и отправились на реку. Шли долго, большую часть пути молча. Вид у Сергея был мрачный, видно, голова и впрямь разболелась не на шутку. Но когда наконец дошли, он сразу повеселел. Река оказалась быстрой и чистой, но мелкой, по пояс. Вода перекатывалась через песчаные отмели, дробилась на небольшие рукава и огибала островки. Пришлось пройти еще метров триста, пока не обнаружилась глубокая заводь, где можно было поплавать.